Далее – сплошные пробелы. Кружево ее жизни. Слава богу, что худшее провалилось в его дырочки. Ариель. Стерилизация, бессмысленная надежда завести детей, которую она позволила Лотто питать все эти годы. То, что Аурелия сделала много-много лет назад. Дефицит добродетели, прилипший к ней, как тень.

Матильда вспомнила, что нужно вздохнуть, и подняла взгляд.

– Вы следили за мной?

– Не мы. Антуанетта, – улыбнулась Салли, и, когда отпила из бокала, ее зубы клацнули о стекло. – С самого начала.

– Все это время, – сказала Матильда. – У нее был пунктик.

Матильду пронзила вспышка острой боли.

Оказывается, все это время она жила в голове Антуанетты.

– Ма была терпеливой женщиной, – протянула Рейчел.

Матильда закрыла папку и аккуратно постучала ею по столу, выравнивая края бумаг. Остатки шампанского поровну разлила в бокалы. Когда она подняла взгляд, и Салли, и Рейчел скорчили преувеличенно, просто до смешного разгневанные лица, которые ее здорово перепугали.

А затем они рассмеялись.

– Матильда думает, что мы собираемся ее прикончить, – сказала Салли.

– Милая Эм, – сказала Рейчел. – Мы и не собирались.

– Не беспокойся. – Салли вздохнула, потирая лицо. – Мы уберегли тебя от беды. Антуанетта дважды пыталась послать все это Лотто. Один раз, когда вы только поженились, те, что касались твоего дяди, второй раз эти, с клиникой. И еще раз, когда ты ушла. Она упустила тот факт, что именно я носила бумаги к ящику у дороги.

Рейчел рассмеялась.

– Заверенное нотариусом завещание, которое она отправила мне, было потеряно. Согласно ему, она отдала часть Лотто в фонд спасения шимпанзе. Но бедным обезьянкам придется как-то прожить без бананов, – сказала Рейчел и пожала плечами. – Ма сама виновата. Она никогда не стала бы подозревать в вероломстве таких кротких и мягких существ, как мы.

Матильда увидела в кухонном окне свое отражение, но потом поняла, что это была сова, сидящая на одной из нижних веток вишни.

Она никак не могла взять себя в руки. Этого она точно не ожидала. Эти милые женщины, их доброта. Блеск их глаз в сумраке комнаты. Они видели ее. Она не знала, почему, но они любили ее – несмотря ни на что.

– Есть еще кое-что, – сказала Рейчел, да так быстро, что Матильде пришлось сосредоточиться, чтобы понять, о чем она говорит. – Ты этого не знала. Мы тоже – до тех пор, пока не умерла мама.

Я имею в виду, это был шок для всех нас. И нам нужно было переварить его, прежде чем что-либо предпринимать. После того как все утряслось бы, мы бы сказали Лотто. Но… – Она не закончила предложение.

Словно в замедленной съемке, Матильда проследила за тем, как ее лицо исказила гримаса боли. А затем она передала ей фотоальбом в дешевой обложке. Матильда открыла его и застыла. Этот привлекательный, темноволосый, улыбающийся юноша был ей знаком. Но с каждой страницей его лицо становилось все младше и младше, пока не превратилось в красное, сморщенное личико младенца, спящего в больничных одеяльцах. А рядом – сертификат об усыновлении и сертификат о рождении.

Саттервайт, Роланд, род. 9 июля 1984 года. Мать: Ватсон, Гвендолин, возраст 17 лет. Отец: Саттервайт, Ланселот, возраст 15 лет.

Матильда выронила альбом.

[Паззл, который, как она думала, был давно собран, разросся до пределов бесконечности.]

22

МАТИЛЬДА ВСЕГДА НАПОМИНАЛА кулак. И только рядом с Лотто она превращалась в раскрытую ладонь.

ТОЙ ЖЕ НОЧЬЮ ОНА СМОТРЕЛА НА ПОДГНИВШИЕ ПОМИДОРЫ.

У Салли были очень прилипчивые духи, поэтому она и Рейчел спали пьяным сном в гостевых комнатах наверху. За окном светила луна, похожая на кожуру фрукта.

Бутылка вина, кухонный стол, похрапывание собаки. Мир развернулся перед Матильдой, как белый лист, гладкий, как щечки младенца.

[Запиши это, Матильда. Попробуй это понять.]

И она записала.

Флорида. Лето 1980-х. Снаружи солнце ослепительно сверкало на поверхности океана. Внутри – бежевые ковры, кукурузный потолок, шелковые прихватки на оливковой кухне выполнены в форме штата Флорида, довольно непристойной, надо признаться. Слева – русалки, справа – ракеты. Мебель, обтянутая дерматином. По телевизору шоу – зверинец современной американской жизни. В жаркой пещере домика плавают двое – мальчик и девочка. Близнецы, обоим лет по пятнадцать. Мальчика зовут Чарльз, но все называют его Чолли. Девочку Гвендолин все называют ее Гвенни.

[Даже странно, как легко собрать все воедино. Это как болезненное пробуждение. Жизнь, которую ты представлял себе так долго, что она практически стала воспоминанием о детстве в обычном среднем классе восьмидесятых Америки, которого у тебя никогда не было.]

Девочка сидела в своей комнате и размазывала по губам вазелин. Ее дыхание облачком затуманивало поверхность зеркала.

Когда ее отец придет с работы, она выйдет ему навстречу в своей розовой пижаме, с непослушными кудрявыми волосами, собранными в две косички, и на ужин она подаст ему курицу и вареные овощи.

После она зевнет и сделает вид, что хочет спать.

Брат займет ее место и будет сидеть на кухне с отцом, а про себя будет представлять все те превращения, которые в эти самые минуты происходили в комнате с его сестрой. Представит ее бледные гладко выбритые ноги в мини-юбке, глаза, густо подведенные карандашом. А затем некое странное существо, не очень похожее на его сестру, выбирающееся из окна навстречу ночи.

Все эти превращения были нужны не потому, что она была смелой, а потому, что была трусихой. Она была такой мелкой для своих пятнадцати лет, что ее мог схватить и повалить на землю любой мальчик. Полное опровержение образа девочки, которая уже начала изучать дифференциальные уравнения и выиграла приз на научной ярмарке, благодаря собственноручно собранному роботу.

Подрагивая, она спустилась вниз по темной улице мимо магазина, остро ощущая нетронутость собственного тела под мини-юбкой. Она протиснулась по проходу, и Барт Бахараш, кассир, проследил за ней с открытым ртом. Его кожа была в пегих пятнах из-за болезни ветилиго. Мужчина в белом комбинезоне, стоящий в отделе содовой, наблюдал за ней, поигрывая мелочью в карманах.

«Дай-ка мне вот этот», – показал он продавцу на хот-дог, вертящийся на промасленном вертеле.

Снаружи в свете фонаря злобной тучей роилась мошкара – под ней трое детей катались на своих скейтбордах. Девочка их не знала. Они были старше, по виду – студенты колледжа, хотя насчет этого у нее были сомнения. У них были грязные волосы, и они носили полосатые толстовки. Девочка остановилась у таксофона, засовывая палец в отверстие для монеток. Нет сдачи, нет сдачи, нет сдачи.

Очень медленно один из парней подошел ближе. Под густыми бровями сверкнули ярко-голубые глаза.