У Йоахима нет желания оставаться здесь надолго. Он хочет уйти, хочет услышать голос Елены, а не Эллен. Но все же садится. Устанавливается долгая пауза. Это она должна все объяснить, как ему кажется.

— Когда мы начинали в Академии изящных искусств… — наконец прерывает паузу Эллен.

— Кто это мы?

— Коллисандер пришел туда фактически через год после меня. Но в то время, уже в то время в нем было что-то извращенное.

— Как ты сказала?

Она откашливается и набирает в легкие воздух, чтобы говорить:

— Когда он рисовал моделей, позировавших для нас, уже тогда он делал вещи, которые, по нашему мнению, были за гранью разумного.

— То есть? — спрашивает Йоахим, глядя на Эллен.

Она пытается пожать плечами, но от этого ей становится больно, через ее лицо проходит страдание.

— Он рисовал картину мочой и кровью одной из молодых моделей. Это вызывало ожесточенные споры, — поясняет она, задумывается и продолжает говорить дальше: — Для Коллисандера всегда было недостаточно, чтобы искусство просто воспроизводило реальность. Оно не должно быть просто метафорой.

— Должно быть, — говорит Йоахим.

— Потом появился ты со своей историей о девушке с содранной кожей и с этой краской на основе костного клея…

Эллен замолкает. Надолго. Слышны только звуки, доносящиеся с площади: воркование голубей и ругань какой-то парочки.

— Если ты догадывалась, что это он… Почему же ты добровольно туда отправилась? Да еще и меня с собой взяла?

В ответ Эллен только отворачивает лицо. Йоахим продолжает сидеть возле нее. У него прошла злость, осталось только сочувствие. Он и сам знает правильный ответ. Почему же тогда для него так важно услышать, что скажет она?

— Я всегда знала, что ты вернешься ко мне, — признается Эллен. — И я знала, что, когда ты придешь, ты это заметишь.

— Что я замечу, Эллен?

— То, что ты со мной сделал.

* * *

Йоахим набирает длинный номер на старомодном кнопочном телефоне. Этот номер ему дал посол и сообщил, что Елена готова к разговору с ним. Похоже, длинные гудки будут идти вечно, но вот происходит соединение.

— Йоахим? — запыхавшийся женский голос с другого конца.

— Елена?

Ему сюда слышно ее тяжелое дыхание. Она так далеко и тем не менее рядом с ним.

— Елена, — повторяет он, чувствуя слезы.

— Ты плачешь? — спрашивает она. — Или это плохая связь?

Йоахим улыбается сквозь слезы.

— И то и другое, но больше первое, — признается он.

И потом он принимается за рассказ, практически не зная, с чего начать. Елена уже кое-что узнала от полицейских, о чем говорит ему. Когда полиция рассказала ей о Коллисандере на фабрике металлических изделий, к ней пришло какое-то озарение. Она смогла вспомнить борьбу с ним, как она добралась до парома, как плыла на Борнхольм. Да и бегство из Силькеборга стало для нее более отчетливым. Она не хотела покидать своих детей. Она бежала только для того, чтобы привести свои мысли в порядок, чтобы понять, как убраться с детьми оттуда, от Эдмунда и Каролины.

Йоахим слушает голос Елены, пока она рассказывает, как она прибыла в Копенгаген на грузовике, как встретила Луизу… Или, вернее, как Луиза подобрала ее. Взяла ее к себе. Елена все время была в шоке. Тот замкнутый образ жизни, который Луиза вела на фабрике, вполне подходил душевному состоянию Елены. Она знала, что ей следует спасти детей, но не знала, как это сделать. Она боялась Эдмунда, боялась Каролины, боялась, что они могут найти ее. Но прежде всего она хотела защитить детей, которых тогда считала продуктом кровосмешения.

— Ты так думала? — уточняет Йоахим.

— Я тебе еще расскажу об этом, — отвечает Елена и продолжает говорить о том, как она бежала после того, как Коллисандер убил Луизу.

Она не могла обратиться в полицию, потому что тогда ее нашел бы Эдмунд, и она опять попала бы в этот кошмар. Когда она сидела на пароме по пути на Борнхольм, ей было совсем плохо, и она думала, что умрет. Она упала. А когда очнулась, разум дал ей покой: из ее памяти стерлось все плохое или, во всяком случае, спряталось куда-то в подвалы подсознания, чтобы она могла спокойно жить дальше.

Теперь пришла очередь рассказа Йоахима. Елена плакала, когда Йоахим рассказывал о картине на коже, которую Коллисандер снял со спины Луизы. Ее плач прекратился, когда Йоахим рассказал о том, как художник погиб в огне. Потом воцарилось долгое молчание.

— Ты слушаешь? — спрашивает Йоахим.

— Да.

— Ты где?

— В полиции. Им бы тоже хотелось это услышать.

— А они сейчас слышат?

— Нет. Я здесь одна, — сообщает она. — Мне еще есть что тебе рассказать, — добавляет Елена и начинает другую историю.

Йоахим стоит на острове Кристиансё. Кафе закрыто, света в нем нет, пыль на окнах лежит толстым слоем. На тротуаре стоят один на одном столики, связанные толстой цепью. Перед дверью валяются опавшие листья, ими шуршит ветер. Из сицилийской жары — в датскую осень, думает Йоахим и заходит с тыльной стороны кафе. Запасные ключи спрятаны под большой вазой с розмарином, там, где они всегда и хранились. Он смахивает с них землю и заходит внутрь.

Скатерти лежат на столах, солонки с перечницами расставлены по своим местам. На барной стойке подносы с винными бокалами. Кафе можно открывать хоть сейчас. Только пыль да дохлые мухи на подоконниках говорят о том, что заведение было закрыто.

Некоторое время он стоит на месте, вспоминая тот день, когда все изменилось. Как сюда ворвался Эдмунд. Нет, как Эдмунд ворвался в их жизнь. Сейчас он снова на работе, занимается ею еще более маниакально и отрешенно, чем когда-либо. Это было последнее, что Елена сообщила о нем. О том, что он ни о чем не хотел рассказывать, что стал замкнутым, но при этом делал вид, что ничего не произошло, отрицал факт того, что его мать оказалась за решеткой за убийство американского солдата, его настоящего отца.

Каролина упорствовала в своей лжи относительно пистолета, оружия, которым был убит Генри. С пистолета сняли отпечатки пальцев. Вообще-то отпечатки продержались бы в воде не более нескольких месяцев, максимум год. Но вода, возле которой выросла Елена, необычна, она сохраняет историю. Мужчины и женщины, которых убивали, принося в жертву первобытным богам тысячи лет назад, как бы законсервировались в этом бедном кислородом иле. Так же сохранились и отпечатки трех пальцев левой руки Каролины: мизинца, безымянного и среднего.

Каролина соблазнила Акселя, отца Елены, чтобы добиться того, что по праву принадлежало ей. Она понимала, что получить это законным путем она сможет, только вступив с ним в брак. Но старик принимал меры предосторожности, когда они занимались любовью, его было непросто провести. Поэтому Каролина нашла американского солдата, искателя приключений, оказавшегося в это время у них, человека, которого можно было использовать для этой цели. Чтобы забеременеть. Тогда она могла бы утверждать, что этот ребенок от Акселя, и выйти за него замуж.