Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Райс с аппетитом ела и рассказывала о положении дел. Русская ученая уже несколько дней трудится в лаборатории. До работы с людьми дело еще не дошло — всему свое время. Пленница сильно переменилась — стала исполнительной, покорной. Скорее всего, причина тому — газета, привезенная Хуго Ловетти. Впрочем, не исключено, что ведется игра. Но скоро все определится — как только на остров доставят очередную партию препарата и можно будет приступить к практическим операциям с участием подопытных людей. Итак, на рассвете Лотар и Ловетти отправляются в экспедицию? Ну что ж, в добрый путь. Она тоже не задержится здесь — проводит их и вернется на остров… Конечно, слышала о неудачной акции против де Голля. Что ж, это в порядке вещей — слишком велика доля риска в подобных делах. Но придет и пора успехов… Персона Четыре семь — вот о ком надо думать прежде всего!
— Уф, и наелась же я! — Она отодвинула тарелку и впервые благосклонно посмотрела на падре: — Все было вкусно. Вы хороший хозяин. Распорядитесь, чтобы принесли кофе.
Вместе с кофейником и чашками лакей водрузил в центре стола огромную вазу с пирожными. Отвечая на вопросительный взгляд гостьи, падре пояснил: изделия принесены из кондитерской, где по распоряжению ее владелицы изготовлен специальный ассортимент.
— Из той самой?
— Хочешь, познакомлю тебя с хозяйкой этого заведения? — сказал Лашке.
— Я уже поняла, что она здесь, — Райс показала на соседний стул, на спинке которого висела перламутровая сумочка. — Но куда вы ее дели?
Лашке не успел ответить — на веранду вышли Сизова и Луиза.
— Здорово! — пробормотал Ловетти, увидев, что девушка обрела свою обычную легкую походку.
Мужчины встали, дружно захлопали в ладоши. На глазах у всех Луиза обняла Сизову, поцеловала в щеку.
— Она вылечила меня, и я могу даже танцевать! — Луиза шагнула к Ловетти.
Итальянец подал ей руку.
— А я приглашаю вас! — Падре поклонился Сизовой.
Динамики, вмонтированные в стены веранды, струили легкую ритмичную мелодию. Райс прихлебывала кофе, и наблюдала за танцующими.
— Будут работать на нас, — негромко сказал Лашке.
— Обе? — Райс взяла из вазы новое пирожное. — А что они, собственно, умеют?
— С объяснением повремени.
— Я не знаю, что вы делаете лучше — готовите свои пирожные, массируете ножки захворавшим девушкам или танцуете! — Падре усадил свою даму и занял место за столом.
— Где вы постигли это искусство? — Аннели Райс кивнула на вазу с пирожными. — Я съела три штуки и, кажется, возьму еще.
— Так сразу и не ответишь, — Сизова развела руками. — В моей стране каждая женщина отличная хозяйка. Конечно, при условии, что она дочь своей нации.
Разумеется, она узнала гостью. Странно, что Райс пожаловала в столь неурочное время. Ведь, судя по всему, ее не ждали. Что-то непредвиденное произошло на острове? Нет, за столом спокойны, даже веселы. Вот — Ловетти до сих пор танцует с Луизой…
— Попробуйте и новинку. Называется “хвост павлина”.
— Что ж, лакомство и впрямь напоминает оперение красивой птицы. Глядите, отчетливо виден рисунок лиры. Шоколад с орехами?
— Тут сложная смесь, десяток различных компонентов и специй.
— Очень симпатично. — Аннели Райс задумалась. — Но помнится, когда-то я уже пробовала подобное изделие. Или мне показалось?
— Полагаю, что показалось, — ответила Сизова. — “Хвост павлина” придуман совсем недавно.
— Странно, — Райс вытерла пальцы о салфетку.
— Быть может, простое совпадение? — вступил в разговор падре. — Двойники есть даже среди живых существ.
— Совпадение удивительное, — сказала Райс. — Единственное различие: здесь вот, в кругу, была, помнится, кремовая свастика. Вспомнила. Это было в тот самый год, когда фюрер разделался с чехами.
— Весна 1939 года, — пробормотал падре. — Ну и память у вас!
— Еще бы мне забыть шикарную кондитерскую, о которой в Берлине было столько разговоров! Ведь я сластена, каких мир не видел. — Аннели Райс улыбнулась Сизовой: — Не сердитесь на меня, ладно? Как же она называлась, та кондитерская?.. А вы говорите “память”. Но я вспомню, обязательно вспомню. Владельцами ее были функционер СД и какая-то женщина…
Эту реплику слышала и Луиза, вместе с итальянцем вернувшаяся к столу после танца. Остановившись позади Хуго Ловетти, она с острой тревогой глядела на мать.
В преддверии второй мировой войны Сизова и ее супруг Энрико Гарсия выполняли в центре Европы особое задание. Обосновавшись в Австрии, они открыли кондитерскую фирму — сперва в этой стране, затем в Берлине. Видный нацист, сделавшийся совладельцем фирмы, способствовал, сам того не ведая, проникновению советских разведчиков в секретные учреждения немцев. Сизову “завербовала” гитлеровская служба безопасности — СД, передала в военную разведку — абвер и забросила… в Советский Союз. Так началась игра по дезинформации противника. Успех был достигнут дорогой ценой: сперва умер руководитель разведгруппы старый чекист Кузьмич, затем погиб Энрико. В предсмертной записке домой он сообщал, что СД готовит ему испытание и что проводить “экзамен” будет лично шеф этой службы Рейнгард Гейдрих. Подвергнуться испытанию нельзя, ибо он, Энрико, не знает, какими данными располагает глава СД. Нельзя и исчезнуть — в этом случае под удар ставится жена, да и вся операция.
Что же оставалось Энрико? Он принял удар на себя — погиб на глазах у поджидавших его нацистов. Те видели: подозреваемый не уклонился от встречи, спешил по вызову, но развил чрезмерную скорость и не справился с управлением автомобиля…
Эта драма разыгралась в центре Берлина осенью далекого 1941 года. Луиза появилась на свет уже после гибели отца…
Сизова сидела в непринужденной позе, помешивая ложечкой остывающий кофе. Мысленно казнила себя за опрометчивость, верхоглядство. Надо же, выбрала такое прикрытие! Решила, что здесь, на другой стороне земного шара, никому не может быть известно о той берлинской кондитерской… Что еще сохранила цепкая память Аннели Райс? Вдруг это важные козыри и она введет их в дело при решающих обстоятельствах!..
И все время перед глазами стоял Энрико. После гибели мужа она долгие годы пыталась доискаться до причин, по которым он привлек внимание противника. Думала об этом постоянно, но ни к чему не пришла. Что же случилось тогда в Берлине, почему насторожился Рейнгард Гейдрих?
Размышления были прерваны возгласом Аннели Райс:
— Вспомнила! — она даже подскочила на стуле. — Вспомнила название кондитерской. На вывеске крупно было выведено: “Двенадцать месяцев”!
Сизова выпрямилась на стуле. Надо было успокоить Луизу. Показала ей на стул:
— Слишком долго стоите на ногах, милочка. Садитесь, и все у вас будет хорошо. Присядьте и отдохните.