свои камлотовые юбки, воскликнула торжествующе: «Maintenant ce sont noua les princesses!» — «Теперь „мы“ стали принцессами!». Этим всё сказало…

* * *

Через 128 лет совершенно то же самое повторилось в России.

В первые дни после революции на складе в Смольном разбирают захваченное царское и барское добро. Богатое белье производит впечатление. Озорная Манька даже примеряет поверх старой жакетки особенно необычного вида принадлежность дамского туалета и говорит, делая над головой крендель ручкой: «Буду графуней!». Но художественно выполненная драгоценная посуда и редкие произведения искусства вызывают другую реакцию. Например, на одной тарелке — король в пышном лиловом парике, с аккуратными длинными локонами ниже плеч. На другой — несомненно, королева. Судя по величине ее вздыбленной прически и украшениям на груди, тарелки — старины и красоты музейной.

Коммунистка тетя Катя, возглавляющая группу работающих на складе Манек, Полек и прочих Валек, может быть будущих принцесс и графуней аппаратчиков, с такими словами обратилась к привозящим захваченное добро товарищам:

«Да с таких тарелок никакая пища в рот не пойдет! Вы уже извините нас, фарфоровые товарищи. Благодарим, конечно, за посуду… А вот эти с портретами буржуазии и дворянства, заберите обратно. Мы брезгуем с них кушать».

Не поддастся никакому учету то повальное уничтожение древних зданий и произведений искусства, произведенное «великими» революциями — французской, и октябрьской… Но многое всё же уцелело, и «новый класс» стал прибирать их к рукам.

* * *

Родоначальник династии Ротшильдов родился в 1743 году во Франкфурте-на-Майне. Сначала был мелким торговцем, потом имел меняльную контору, а затем стал банкиром. У него было 10 детей. Одни из них в 1813 году открыл свой банк в Лондоне.

Во время судьбоносного сражения англичан и их союзников против Наполеона при Ватерлоо 18 июня 1815 года, новоиспеченный лондонский банкир находился в районе сражения. Констатировав полный разгром французов, он нанял баркас, на котором отправил в Лондон своего человека, — море ведь было бурное — с приказанием сообщить о полном разгроме англичан и их союзников и, как только это известие дойдет до лондонской биржи, начать массово скупать катастрофически подающие бумаги. Через день или два пришло известие о разгроме французов, бумаги на бирже взлетели вертикально, и Ротшильд оказался несметно богатым человеком.

И настолько, что стал снабжать деньгами европейских монархов (еще не свергнутых!). Австрийским императором ему был пожалован за эти выдающиеся заслуги титул барона. С его помощью другие его братья открыли свои банки во всех главных государствах Европы.

Одна из его правнучек, баронесса Беатриса Ротшильд, бывшая замужем за выходцем их Венгрии — Эфрусси, купила в 1905 году на полуострове Ферра, как раз на перешейке, семь гектаров земли, рядом с имением Бельгийского короля. Были произведены колоссальные земляные работы. Скалы были взорваны; на их месте получилось плоскогорье, на которое было навезено необходимое количество земли; всё это делалось вручную и конной тягой; перед дворцом был разведен сад «а ля франсез», то есть без деревьев, но с экзотическими растениями, бассейнами, фонтанами и статуями, а также и парк с тенистыми аллеями и беседками.

Дворец был закончен в 1912 году. В нем сочетались многие архитектуры, как европейские, так и азиатские, и африканские. Баронесса Ротшильд тотчас же приступила к обмеблированию многочисленных салонов предметами искусства соответствующих эпох, доставляя их из своих особняков в Париже, Ницце и Монте-Карло, а также разъезжая по всем континентам, приобретая по своему вкусу порой бесценные предметы искусства: старинную мебель, гобелены, ковры, картины, статуи и безделушки. Во много миллионов долларов обошлась баронессе эта затея.

Я не имею возможности в моем кратком очерке подробно описывать все собранные здесь сокровища. Замечу лишь, что в этом собрании нет произведений наших российских художников: во Франции русская живопись никогда не ценилась. Единственно, что может иметь отношение к нашему отечеству, это статуэтки Фальконета, творца памятника Петра Великого в Санкт-Петербурге.

Огромное количество произведений искусства Италии собрано в этом дворце. Такие имена, как Тьеполо[366], Беллини[367], делла Роббиа[368], Веронезе[369] сами за себя говорят. Но каким путем попали они во Францию? Для ответа следует обратиться ко временам Наполеоновской эпопеи.

* * *

В Ницце, в марте 1796 года стояла Французская армия под командой генерала Бонапарта, предназначенная для похода в Италию. Произведя смотр, он обратился к войскам: «Солдаты, вы голы, у вас плохая пища… я поведу вас в самые богатые районы Европы… Плодородные долины, цветущие города будут в нашей власти, и вы получите тем богатство, честь и славу!».

Но главным грабителем был сам Бонапарт. На завоеванных накладывались контрибуции, поставки натурой, содержание французских оккупационных войск и прочие тяготы. Генерал очень гордился своими еще небывалыми в анналах военной истории требованиями к побежденным, ибо он так писал в Париж правительству Директории о своем «изобретении»: «…кроме всего вышеперечисленного, я заставил их выдать мне контрибуцию в виде предметов искусства, которые я и препровожу в Парижский Музей: я впервые это осуществляю во времена нашей передовой эпохи». Он и ввел это в систему: при каждом взятии итальянского города, он налагал и такую контрибуцию. Герцог Мантуи, откупившись от разграбления города, среди прочего выдал 20 картин. Университетский город Болонья, со своей «прогрессивной» интеллигенцией, встретил революционных французов с энтузиазмом. Бонапарт был уже недалеко от Римской области. Папа, объятый паникой, тоже «откупился» и среди всяческих контрибуций был вынужден выдать 100 картин. Так продолжалось до 1799 года, когда Суворов очистил Апеннинский полуостров от этих «освободителей», которые пришли в Италию опрокидывать троны и осквернять алтари…

В 1814 году в Париже Александр I разрешил не возвращать краденое итальянцам…

* * *

Среди экспонатов дворца баронессы Ротшильд имеются витрины с костюмами и платьями времен Людовика XV и Людовика XVI, не говоря уже о предметах домашнего обихода, когда-то принадлежавшими лично королям и королевам Франции, из которых некоторым были отрублены головы в Париже. Баронесса очень любила одевать эти костюмы, усаживаться в паланкин королевской эпохи, который ее ливрейные лакеи и носили затем по дорожкам сада и аллеям парка: «Теперь мы стали принцессами и графунями».

В этом и есть смысл Французской революции и нашей.

Октябрь углубил Февраль и наши отечественные Маньки, Польки и Вальки тоже сделались принцессами и графунями советского «нового класса». Таким образом коммуна осуществилась в полном объеме: «Кому — на, а кому — ничего».

* * *

Насмотревшись из первого этажа дворца на далекие силуэты горного хребта Эстерель, что спускаются в море за городом Канны, на дальний берег Итальянской Ривьеры и на находящиеся за нами