— Ну что, совместный труд объединяет? — спросила я, улыбаясь и потирая руки.

Салаты, второе, закуски и пироги — всё это делали мы вместе, втроём, и девочки с удовольствием принимали участие почти во всём, а на то, что не могли делать, смотрели с таким искренним восторгом, что я поневоле улыбалась.

И мне, когда я нарезала салат под «Иронию судьбы», казалось, будто я вернулась в детство. Я уже давно не чувствовала приближение сказки — и вот, это ощущение наконец пришло ко мне опять.

Думая об этом, я месила тесто для пирогов. И, забегая вперёд, скажу, что вкуснее тех моих пирогов я ничего не ела.

За стол мы сели в девять часов вечера, когда девочки уже начали ходить кругами вокруг ёлки и петь «Ёлочка-ёлочка, гори!».

Максим страдальчески морщился и шепотом просил меня поторопиться с готовкой, потому что ещё немного — и он умрёт от голодной смерти и увядания ушей (обеим девочкам медведь на ухо наступил).

— А когда будут подарки? — подпрыгивая на стуле от возбуждения, вопросила Лисёнок. Судя по глазам Лики, её интересовал тот же вопрос, но вот прыгать она уже считала несолидным для своего возраста.

— После двенадцати, — ответил Максим, строго посмотрев на дочку. Однако в его глазах плясали весёлые искорки. Я фыркнула.

— Вы сначала поешьте. А потом будем с подарками разбираться.

— Да уж, еда — это очень хорошо, — сглотнул Громов, косясь на «Оливье» голодными глазами. И я, улыбаясь, принялась раскладывать наш праздничный ужин по тарелкам.

Две маленькие троглодитки в тот вечер смели со стола почти всё. Хотя Максим им помогал, конечно, но количество съеденного им меркло по сравнению с количеством проглоченного его голодными дочерьми.

Думаю, Лика с Лисёнком не были бы столь счастливыми, если бы неделю назад не узнали, что мама вернётся из своей поездки только пятого января. С тех пор они вздохнули с облегчением.

Время неумолимо приближалось к двенадцати, и мы зажгли ёлку. Лисёнок откинулась на спинку стула и завороженно уставилась на мигающие лампочки, Лика смотрела в пустую тарелку и как-то странно улыбалась, а Максим щёлкал каналами, пытаясь найти что-нибудь смотрибельное.

— Сплошные «голубые огоньки», — вздохнул он разочарованно, останавливаясь наконец на одном из центральных каналов.

— Какая разница, — я засмеялась. — Мы с родителями в новогоднюю ночь всегда не обращали внимания на телевизор. Пищит что-то — и ладно. Главное, не пропустить куранты, — и я, убрав грязные тарелки со стола, плюхнулась на диван рядом с Ликой.

Когда она подняла на меня свои глаза цвета весенней листвы, я вдруг увидела в них то, чего не было раньше.

Маленький тёплый огонёк.

— Наташа, — сказала Лика очень тихо, — а почему умерли твои родители?

— Погибли в автокатастрофе, — ответила я спокойно. — Столкнулись с фурой. За рулём был пьяный водитель.

— Наверное, они были такими же замечательными, как ты, — эти слова Лика произнесла настолько тихо, что я их не услышала, а почти угадала.

И не смогла придумать ответ.

Во время боя курантов я всегда загадывала желание. Каждый год, кроме последних четырёх. Потому что это желание уже не имело смысла, ведь у меня больше не было родителей, которым я могла загадать долгой жизни, здоровья и счастья.

Но теперь я знала, какое желание загадать. И, глядя на Максима, Лику и Лисёнка, сосредоточенно сжимающих в руке бокалы, пожелала изо всех своих сил:

«Господи, дай им счастья. Дай им любви, которую они заслуживают. Пусть у них всё будет хорошо. Отныне и навсегда».

В этот момент я встретилась взглядом с Громовым. Его серо-жёлтые глаза светились радостью, и на последнем ударе курантов я добавила:

«Пусть он встретит женщину, которая полюбит его так же, как мама любила папу».

И как только зазвучал гимн России, Лисёнок вскинулась и громко спросила:

— Ну так что насчёт подарков-то?

Лика захихикала, Максим улыбнулся, а я вопросительно на него посмотрела.

— Что думаешь?

— Ладно, девочки, — Громов хлопнул в ладоши. — Идите-ка на секунду в свою комнату, хорошо? А сюда Дед Мороз наведается.

— Красный нос который?

— Нет, фиолетовый. Идите, если хотите подарки получить!

Пара минут — и мы с Максимом выгрузили все свёртки под ёлку. Заметив, что он добавил и свёрток для меня, я последовала его примеру.

Девочки не вышли из комнаты — они из неё вывалились, как только Максим прокричал: «Можно!». И тут же ринулись к ёлке, чуть не сметя по дороге собственного отца.

Следующие несколько минут я только и слышала, что восторженные охи и вздохи Лисёнка. А вот Лика…

Лика молча распаковала плюшевого медведя и с минуту на него смотрела. Потом подняла на нас с Максимом глаза, и я с удивлением заметила в них слёзы.

— Спасибо, — сказала она негромко, — я о таком давно мечтала.

— Правда? — удивилась я. Девочка кивнула.

Когда Лика разворачивала следующий маленький свёрток, я придвинулась поближе, чтобы лучше видеть её лицо. Всё-таки это был подарок, который я придумала сама и выбирала очень долго…

В коробочке лежал золотой медальон — две целующиеся птички. Две цепочки, два замка.

— Это медальон, — объяснила я Лике, как только она открыла коробку. — Он состоит из двух частей. Одну часть оставишь себе, а вторую подаришь человеку, которого полюбишь. Близкому человеку, другу или возлюбленному — как тебе самой захочется.

Девочка рассматривала птичек, поглаживая их подушечками пальцев, и молчала.

— Не нравится? — я начала беспокоиться.

— Нравится, — она наконец посмотрела на меня и улыбнулась. А потом добавила, словно не решаясь на что-то:

— Можно… я тебе тоже кое-что подарю? Только это… в нашей с Лисёнком комнате…

— Да, конечно, — я кивнула и направилась за Ликой, так и не посмотрев, что мне приготовил Громов. Впрочем, я знала, что Максим не обидится на меня за это промедление.

В комнате девочка залезла в комод и вынула большую и толстую тетрадку-альбом с плотной бумагой. Несколько секунд Лика держала её в руках, а потом отдала мне, при этом погладив тетрадку по обложке ладонью очень нежно, как живую.

Я открыла её. И еле сдержала изумлённый вздох.

Со всех страниц тетрадки на меня смотрела… я сама. Я сижу в кресле и читаю книжку, я готовлю что-то у плиты, я смеюсь, я грущу, я улыбаюсь… Сотни маленьких зарисовок меня — в полный рост, в профиль и анфас, в разной одежде и обстановке… Я переворачивала листок за листком, поражаясь технике исполнения этих портретов, чёткости линий и точности образа — я даже понимала, какие именно моменты нашей жизни Лика рисовала по памяти…