Тут она все рассказала отцу, кого крайне озадачили и темнота, которую он застал, и волнение кормилицы, и ее страхи, и в особенности загадочный запах, еще витавший в комнате.

Отец выслушал ее внимательно, как человек, старающийся проникнуть во все тайны природы и поэтому не удивляющийся ни одной из них, а когда кормилица описала облик женщины, которая напевала, покачивая мою колыбель, и прибавила, что заметила у нее на лбу красное пятнышко, он в ответ лишь сказал: «Это была его мать».

— И не раз, — продолжал раненый взволнованным голосом, — отец рассказывал мне впоследствии об этом случае. Этот несуеверный и умный человек не сомневался в том, что, слыша мой крик, блаженная тень вымолила у Бога позволения снизойти на землю, чтобы утолить голод младенца и утешить его.

— А позже, говорите вы, вам тоже случалось видеть ее?

— Три раза, — отвечал молодой человек. — Первый раз это случилось в ночь накануне того дня, когда я отомстил за нее: я увидел, что она приближается к моей постели, на лбу у нее красное пятнышко; она склонилась, чтобы поцеловать меня; я почувствовал прикосновение ее холодных уст, а когда она выпрямилась, нечто похожее на слезинку скатилось мне на лоб; я хотел обнять и удержать ее, но она исчезла. Я вскочил с постели, бросился в спальню отца; горела свеча, я подошел к зеркалу; то, что я принял за слезу, оказалось каплей крови, выступившей из ее раны; я разбудил отца, он спокойно выслушал мой рассказ и заметил, улыбнувшись: «Завтра рана закроется».

На другой день убийца моей матери был мною застрелен.

Луиза в ужасе зарылась лицом в подушку раненого.

— После той ночи я видел ее еще дважды, — продолжал Сальвато почти совсем глухим голосом. — Но теперь она была отомщена, и красное пятно с ее чела исчезло.

То ли от усталости, то ли от волнения, но под конец этого рассказа, обессиленный, в изнеможении, бледный, Сальвато откинулся на подушки.

Луиза вскрикнула.

Раненый, тяжело дыша, смежив глаза, вытянулся на своем ложе во весь рост.

Луиза бросилась к двери и, отворяя ее, чуть было не сшибла с ног Нину, которая подслушивала, приложившись ухом к замочной скважине.

Но Луиза почти не обратила на это внимания.

— Эфиру! — вскричала она. — Скорее эфиру! Ему дурно!

— Эфир у вас в спальне, госпожа, — ответила служанка.

Луиза бросилась в спальню, но пузырька не нашла. Когда она вернулась к раненому, Джованнина одной рукой поддерживала его голову и, прижав ее к груди, другою давала ему нюхать эфир.

— Не сердитесь на меня, госпожа, — сказала Нина. — Пузырек стоял на камине, за часами. Когда я увидела, как вы взволнованы, я сама потеряла голову. Но все к лучшему. Господин Сальвато уже приходит в себя.

Действительно, молодой человек открыл глаза, и они уже искали Луизу. Заметив, куда направлен его взор, Джованнина осторожно опустила его голову на подушку и отошла к окну, утирая набежавшую слезинку, а Луиза снова заняла свое место у изголовья больного.

В это время Микеле, заглянув в полуотворенную дверь, спросил:

— Я тебе нужен, сестрица?

Взгляд Луизы, прикованный к глазам Сальвато, выражал всю глубину ее чувств, а раненый постепенно приходил в себя и, улыбаясь, узнавал ее в облике женщины, которая ухаживала за ним.

Он широко раскрыл глаза и прошептал:

— Какое счастье — так умереть!

— Нет, нет, не надо умирать! — воскликнула Луиза.

— Знаю, что лучше бы так жить, — продолжал Сальвато, — однако…

Он глубоко вздохнул, и от этого вздоха волосы молодой женщины зашевелились, а ее лица словно коснулось жгучее веяние сирокко.

Она тряхнула головой, несомненно для того, чтобы освободиться от магических флюидов, которыми окутал ее этот огненный вздох, уложила голову раненого поудобнее на подушку и села в кресло, стоявшее у его изголовья. Потом она обернулась к Микеле и ответила, — пожалуй, с запозданием, — на его вопрос:

— Нет, ты мне, к счастью, больше не нужен, но все же входи и посмотри, как поправляется наш больной.

Микеле подошел на цыпочках, словно боялся разбудить спящего.

— Да, вид у него куда лучше, чем тогда, когда мы со старухой Нанно уходили отсюда.

— Друг мой, — сказала Сан Феличе раненому, — это тот юноша, кто помог нам спасти вас в ночь, когда вас чуть было не убили.

— Да, я узнаю его, — улыбнулся Сальвато, — он толок травы, а женщина, которую я с тех пор не видел, прикладывала их к ране.

— Он приходил не раз, потому что, как все мы, принимает в вас горячее участие, только его к вам не допускали…

— Да ничего, я на это не сержусь, я не обидчивый, — промолвил Микеле. Сальвато с улыбкой протянул ему руку.

Микеле взял руку Сальвато и задержал ее, рассматривая.

— Погляди, сестрица, — сказал он, — рука совсем как женская. И подумать только — этой-то ручкой он нанес такой славный удар Беккайо. Ведь, что и говорить, вы нанесли ему саблей действительно славный удар!

Сальвато вновь улыбнулся. Микеле огляделся вокруг.

— Что ты ищешь? — спросила Луиза.

— Ищу саблю: раз я видел руку, хорошо бы посмотреть и на то, что в ней было — должно быть, отменное оружие.

— Тебе такое потребуется, когда ты станешь полковником, не правда ли, Микеле? — засмеялась Луиза.

— Господин Микеле будет полковником? — полюбопытствовал Сальвато.

— Ну, теперь уж непременно буду, — отвечал лаццароне.

— Почему же непременно? — спросила Луиза.

— Потому что мне это предсказала старуха Нанно, а все, что она предсказала тебе, в точности сбывается.

— Микеле! — воскликнула молодая женщина.

— А как же? Ведь она предсказала, что красивому молодому человеку, спускавшемуся с Позиллипо, грозит великая опасность: его выслеживают шесть человек, и для тебя было бы великим счастьем, если бы эти шестеро убили его, так как тебе предстоит его полюбить, а эта любовь станет причиною твоей смерти.

— Микеле! Микеле! — вскричала Луиза, отодвигая свое кресло от кровати, в то время как побледневшая Джованнина спрятала лицо за красную оконную штору.

Раненый внимательно посмотрел на Микеле и Луизу.

— Как? — спросил он. — Вам предсказали, что я окажусь причиною вашей гибели?

— Совершенно точно! — подтвердил Микеле.

— И, не зная меня, не имея, следовательно, никаких оснований сочувствовать мне, вы все же воспрепятствовали сбирам исполнить то, что было им приказано?