Его голова упала набок. Она увидела, как телефон выскользнул из его пальцев и упал на ковер.

Блейк полз к ней. Он тоже истекал кровью. Она увидела, что шакалы вонзили зубы в мясо его бицепса, в его бедро.

Он подтянулся к ней и улегся рядом с ней, как любовник. Его рука по-прежнему была сжата в кулак. Он ударил ее один раз, второй. Другую руку он запустил ей в волосы.

– Жри дерьмо, – прошептал он ей в щеку. Он сел, сжал ее волосы в руке и ударил ее головой об пол. У нее полетели искры из глаз. Он снова поднял ее голову, дернув ее за волосы, и приподнял ей подбородок. – Жри дерьмо и умри.

Алекс услышала влажный, тяжелый стук и подумала, что он раскроил ей череп. Потом Блейк навалился на нее. Она толкалась, скреблась ему в грудь, его вес был невозможным, и в конце концов столкнула его с себя. Она прикоснулась к затылку. Никакой крови. Никаких ран.

Этого нельзя было сказать о Блейке. Одна сторона его идеального лица превратилась в кровавый красный кратер. Ему проломили голову. Над ним, всхлипывая, стояла Доуз. В руках она сжимала мраморный бюст Хирами Бингама Третьего, покровителя «Леты». Его суровый профиль был покрыт кровью и крошками кости.

Бюст выскользнул из пальцев Доуз, упал на ковер и перекатился набок. Она отвернулась от Алекс, упала на колени, и ее вырвало.

Блейк Кили невидящим взглядом смотрел в потолок. Снег на его куртке растаял, и шерсть блестела, как что-то изысканное и тонкое. Он выглядел, как павший принц.

Шакалы на мягких лапах спускались по ступеням и исчезали за открытой дверью. Алекс спрашивала себя, куда они идут, на что охотятся.

Она услышала вдали нечто, что могло быть сиреной или потерянным существом, воющим в темноте.

Зима

Когда Алекс очнулась, ей показалось, что она снова в больнице в Ван-Найс. Белые стены. Пищащее оборудование. Хелли мертва. Все мертвы. А ее ждет тюрьма.

Иллюзия была мимолетной. Горящая боль в ране в ее боку вернула ее к действительности. Ужас произошедшего в Il Bastone пролетел перед глазами быстрой мазней: вспышки красного света, бегущие по ступеням Тернер с копами. При виде полицейских ее охватила паника, но потом… Как тебя зовут, девочка? Поговори со мной. Можешь рассказать мне, что случилось? Теперь у тебя все хорошо. Все хорошо. Как мягко они с ней говорили. Как мягко с ней обращались. Она услышала слова Тернера: Она студентка-первокурсница. Волшебные слова. Йель окутывал ее защитой. Смелее, никто не бессмертен. Сколько силы в нескольких словах, подобных заклинанию.

Алекс откинула одеяло и подергала за свою больничную рубашку. Каждое движение причиняло боль. Ее бок был зашит и забинтован. Во рту было сухо и мягко.

В палату, растирая в ладонях антисептик, вбежала медсестра с широкой улыбкой.

– Ты очнулась! – радостно сказала она.

Алекс прочитала имя на приколотом к ее форме бейдже и покрылась гусиной кожей. Джин. Неужели это Джин Гатдула? Женщина, которой «Череп и кости» платили, чтобы она заботилась о Майкле Рейсе и обо всех остальных жертвах предсказаний? Это не могло быть совпадением.

– Как ты, милочка? – спросила медсестра. – Тебе больно?

– Я в порядке, – солгала Алекс. Она не хотела, чтобы ее накачали лекарствами. – Просто немного слаба. Памела Доуз здесь? Она в норме?

– Она дальше по коридору. Ее лечат от шока. Знаю, вы обе через это прошли, но сейчас ты должна отдыхать.

– Звучит неплохо, – сказала Алекс, закрывая глаза. – Можно мне сока?

– А как же, – сказала Джин. – Одна нога здесь, другая там.

Как только медсестра ушла, Алекс заставила себя сесть и выскользнуть из постели. От боли она тяжело дышала, и из-за собственного пыхтения казалась себе животным в капкане. Ей необходимо было увидеть Доуз.

Она была подключена к капельнице, а потому взяла ее с собой и покатила рядом, благодарная за опору. Палата Доуз находилась в конце коридора. Одетая в спортивный костюм нью-хейвенской полиции, она сидела на одеялах в больничной койке. Темно-синий костюм был ей слишком велик, но, если не считать этого, отлично вписался бы в ее униформу аспирантки.

Доуз повернула голову на подушке. Увидев Алекс, она ничего не сказала, только переместилась к краю кровати, чтобы освободить ей место.

Алекс осторожно забралась в постель и легла рядом с ней. Они вдвоем умещались впритык, но ей было все равно. У Доуз все в порядке. У нее все в порядке. Каким-то образом они это пережили.

– Декан? – спросила она.

– Он в стабильном состоянии. Ему наложили шину и накачали его кровью.

– Сколько мы здесь пробыли?

– Не уверена. Меня усыпили. Думаю, не меньше одного дня.

Долгое время они лежали в молчании. Из коридора доносились звуки больницы, голоса с сестринского поста, щелканье и жужжание оборудования.

Алекс начала дремать, когда Доуз спросила:

– Они все это скроют, верно?

– Ага, – Джин Гатдула была безошибочной приметой. «Лета» и другие общества используют все свое влияние, чтобы истинные подробности ночи никогда не всплыли. – Ты спасла мне жизнь. Опять.

– Я убила человека.

– Ты убила хищника.

– Его родители узнают, что его убили.

– Доуз, даже у аллигаторов есть родители. Это не мешает им кусаться.

– Это закончилось? – спросила Доуз. – Я хочу… нормальной жизни.

Если найдешь ее, дай мне знать.

– Думаю, да, – сказала Алекс. Доуз заслуживала утешения, а больше она ничего предложить не могла. По крайней мере всем этим хитросплетениям конец. Блейк станет нитью, которая поможет все это расплести. Наркотики. Ложь. Дома Покрова ждет расплата.

Должно быть, Алекс задремала, потому что она очнулась, когда Тернер вкатил в палату декана Сэндоу. Она слишком резко села, зашипев от боли, и растолкала Доуз, которая с трудом проснулась.

Сэндоу выглядел изможденным, его кожа обвисла и была почти землистой. Загипсованная нога декана была вытянута вперед. Алекс вспомнила, как из его бедра торчал белый кусок кости, и задумалась, не стоит ли ей извиниться за то, что она призвала шакалов. Но, не сделай она этого, она была бы мертва, а декан Сэндоу стал бы убийцей – и, скорее всего, тоже бы был мертв. Как они вообще объяснили эти раны полиции? Врачам, которые их зашивали? Возможно, им и не пришлось ничего объяснять. Возможно, власть, которой обладала «Лета», общества, декан Йельского университета, делала объяснения излишними.

Детектив Авель Тернер, одетый в угольный костюм и розовато-лиловый галстук, выглядел, как всегда, цветущим. Он присел на край глубокого кресла, задвинутого в угол для посетителей, остающихся на ночь.

Алекс поняла, что они впервые собрались в одной комнате – Окулус, Данте, Центурион и декан. Не хватало только Вергилия. Возможно, если бы они начали год таким образом, все пошло бы иначе.