В начале лета 1942 года рейхскомиссар Украины издал циркуляр, подробно определявший все аспекты деятельности религиозных объединений и ставивший их под контроль местной немецкой администрации. Оккупационный режим допускал деятельность лишь лояльных рейху религиозных общин. В первую годовщину начала вторжения немецко-фашистских войск в Советский Союз имперский комиссар Украины в директиве руководителям СС и полиции писал: «На Украине, точно так же как и в Германии, каждый может верить по-своему. Нами допускается любая религия и любое церковное направление, если оно лояльно к германской администрации и обнаруживает готовность содействовать созданию положительного настроения среди населения и не делать ничего, что способствовало бы отрицательным тенденциям. Разногласия церковных направлений между собой, а именно в религиозных вопросах, нас не интересуют. Мы желаем только, чтобы полемика по этим вопросам не распространялась среди мирских масс, потому что она способна нарушить гармонию, необходимую для общего строительства»[208].

В 1942 году Э. Кох предпринял несколько открыто антиукраинских акций: закрыл все учебные заведения, кроме начальных школ, и выслал учащихся вместе с преподавателями на работы в Германию; издал указ о разделении на несколько частей Автокефальной и Автономной церквей, отдавая их под полный контроль германской администрации, в том числе и в сугубо внутрицерковных вопросах.

Такие действия в очередной раз шли вразрез с намерением министерства восточных территорий поддержать объединительный процесс украинских церквей, с тем чтобы разрешить провести Автокефальной и Автономной церквям весной 1943 года в Харькове объединительный съезд. Несмотря на категорический запрет Коха, в Луцке 4–8 октября 1942 года состоялось заседание автокефального синода. По его решению подписать объединительный акт Автокефальной и Автономной церквей в единую церковь было предложено и экзарху Алексию (Громадскому). Он это сделал, но спустя пару месяцев под давлением своих сторонников вынужден был издать указ об отмене объединительного акта и окончательно рассмотреть данный вопрос на послевоенном Соборе епископов экзархата.

Чиновники министерства, пытаясь «реанимировать» сближение двух церквей, выступили с идеей проведения в Харькове в конце декабря 1942 года заседания Синода объединенной Украинской православной церкви с последующим созывом Всеукраинского поместного собора. Но Кох в очередной раз воспротивился идее объединения, запретил епископам выезд в Харьков, и в результате Синод не состоялся.

Следующая попытка проведения объединенного Синода намечалась на весну 1943 года в Почаевской лавре. Политическую подоплеку данной идеи раскрывает одна из записок (апрель 1943 года) К. Розенфельдера министру А. Розенбергу: «Использование всех сил на Востоке в борьбе против большевизма также требует привлечения Православной церкви. Поэтому следует разрешить Православным церквам или православным церковным группам созвать всеобщий синод или Поместный собор против большевизма. Эта уступка может в большей мере способствовать использованию Церкви в германских интересах и создать благоприятное впечатление у верующего населения»[209].

Но все замыслы и проекты Розенберга разбивались о непокорную позицию Коха. Становилось понятным, что реализация планов министерства восточных территорий могла стать реальностью лишь при отставке Коха. Розенберг предпринимает попытку за попыткой сместить Коха. Но все они заканчивались ничем, ибо тот, будучи назначен непосредственно Гитлером, пользовался его безоговорочной поддержкой.

В мае 1943 года Гитлер вызвал в ставку А. Розенберга и Э. Коха, пытаясь добиться их примирения. Розенберг прибыл с проектом увольнения рейхскомиссара. Но из этого ничего не вышло. Гитлер, в сущности, поддержал все шаги Коха в отношении церковного вопроса на Украине. Тем самым на попытках создать единую Украинскую церковь была поставлена окончательная точка. Тем более что именно в этот период на территории Украины отряды ОУН начали военные действия против немецких войск. Поскольку же это движение имело тесные связи с Автокефальной церковью, немцы отказали ей в поддержке.

Великая Отечественная война потребовала мобилизации не только всех организационных, финансовых, материальных ресурсов, но и ресурсов моральных, духовных, патриотических. Для партийно-советского руководства еще со времен всесоюзной переписи 1937 года не было секретом, что значительная часть населения Советского Союза относила себя к категории верующих. В первые же месяцы войны выявилась неправильность и пагубность сформировавшейся в 1930-х годах государственной политики в отношении религии и церкви. Иллюзии об успешном и повсеместном «преодолении» религии и о победе «безбожного движения» рассеялись, уступив место правде жизни — в стране насчитывались миллионы верующих, которые были несправедливо ограничены в возможностях свободно и открыто удовлетворять свои религиозные потребности. Существенным потенциалом влияния на эту категорию граждан могли быть действовавшие в стране религиозные организации и духовенство различных конфессий.

Молчаливое признание этого факта содержится в позиции государства, которое в течение первых двух военных лет фактически заняло позицию невмешательства в церковную жизнь страны. В результате разрешались общецерковные сборы средств и внекультовая деятельность; не чинились препятствия массовым богослужениям и церемониям; расширялась издательская деятельность церквей; признавались де-факто религиозные центры, и им разрешалось устанавливать связи с зарубежными религиозными организациями.

Впервые после двадцатилетнего перерыва в различных районах Советского Союза, хотя и без юридического оформления, но начали открываться церкви и молитвенные здания. К примеру, в четырнадцати районах Ярославской области в течение 1942–1943 годов стала функционировать 51 православная церковь — бо́льшая часть из них была закрыта в предвоенное время в административном порядке, без принятия соответствующих правовых решений, хотя ключи от зданий оставались в руках верующих.

Свернута была всякая публичная антирелигиозная пропаганда и прекращена деятельность Союза воинствующих безбожников. Наоборот, на страницах официальной прессы появились публикации о патриотической деятельности православной церкви. Первая из них опубликована была в газете «Правда» 16 августа 1941 года. После этого стало уже обычным явлением размещение подобного рода информации не только о православной, но и обо всех других церквях. В кинохронику, показываемую на фронте и в тылу, включались кадры церковных служб, обращения к бойцам Красной армии духовенства, встречи верующих и духовенства с иконами солдат-освободителей, крестных ходов.

Абсолютное большинство религиозных организаций в Советском Союзе заняли позицию осуждения в отношении тех служителей культа, которые осознанно перешли на сторону врага, добровольно стали орудием идеологической пропаганды, помогая насаждать «новый порядок» на оккупированной советской территории.