– Ну, не знаю, – протянул Сергий, – только Властитель Арвиль Фатиа пообещал, что ежели тебя изловит, то на костре сожжёт. У него Прасковья Ивановна сейчас в фаворитках ходит! Магистр Леонид отговорить его не смог и теперь отмаливает твою душу перед образами на постоялом дворе!

– Фатиа меня сожжёт? – изумилась я.

Сергий подскочил ко мне и хорошенько встряхнул:

– Аська, убегай, пока цела! Через пару-тройку недель вернёшься, глядишь, все успокоится!

Он так резко разжал руки, что я едва удержала равновесие и налетела на дымящуюся кастрюлю, зелье оранжевого цвета вылилось на траву, смердение вокруг стало практически невыносимым. Белые эмалированные стенки кастрюльки окрасились, похоже, их теперь не отмыть.

Мы с Постреловым с интересом рассматривали странную жидкость, продолжающую дымиться уже на земле и превращающуюся в оранжевое желе. «Странно все это, – подумала я и цокнула языком, – они обычно жидкие и прозрачные, без запаха и вкуса».

– Это твоё зелье? – усомнился Сергий.

– Ваня! – заголосила я на весь сад. – Беги сюда!

– Ты чего, Вехрова, задумала? – попытался остановить меня Пострелов. – Лучше бы поспешила котомку собирать и из Фатии убралась, пока жива! Чай, стража догадается, где тебя искать!

– Подожди, Серый, – остановила я его, следя за бегущим бодрой рысцой по садовой дорожке Иваном, – может, и не придётся удирать.

Я осторожно, стараясь не вдыхать по-прежнему валящий дым, подняла кастрюльку, кое-где на стенках ещё болтались ошмётки желе-отворота. Я кашлянула и осторожно дотронулась пальцем до оранжевой массы, проверяя получу ли ожог, варево остыло и ядовитость ушла.

– Ваня, – улыбнулась я, подоспевшему Петушкову, – пардон, оближи мой палец!

Я сунула под нос приятелю перепачканный в оранжевом желе палец. Петушков с сомнением покосился на мою руку и нечищеные ногти.

– Ты лижи, а не высматривай! – рявкнула я.

– Ася, не надо, отравится! – заголосил Сергий в тот момент, когда Ваня послушно кончиком языка лизнул мой палец. В другое время, Петушков бы сначала опробовал варево на мне, заставив облизать всю кастрюльку, кроме того, даже близко бы не подпустил меня к себе, тем паче не стал бы облизывать мой палец. Но известно: любовь глуха, слепа, а главное делает людей идиотами. Откушав желе, Ваня скривился и мешком рухнул на землю, синея на глазах.

– Что с ним? – подскочил Сергий к приятелю и начал трясти его за плечи, пытаясь привести в чувство.

– Воды! – прохрипел очнувшийся Иван.

Сергий галопом кинулся к бочкам с водой для полива, наполнил ведро из-под компоста и облил дорогого друга с ног до головы. Ваня, задыхаясь, сел и посмотрел на меня ненавистным взглядом:

– Опять за старое взялась? Отравить решила?

Я широко улыбнулась, похоже, прежний Петушков вернулся к нам относительно без потерь. Сергий помог ему подняться, Ваня стал отряхивать перепачканный плащ:

– Как же я в таком виде к Прасковье Ивановне-то пойду!

«Что?! Какая, к лешему, Прасковья Ивановна?!» Я вытаращилась на Петушкова, понимая, что потерпела полное фиаско, и как теперь спасти друга понятия не имею.

Мы побрели к веранде, я несла испорченную кастрюльку, на глаза наворачивались слезы. «Что же теперь делать?»

В этот самый момент в воротах появились стражники. Мы с Сергием застыли на месте, испуганно глядя то друг на друга, то стражу. Один из приехавших, завидев меня, откашлялся и развернул длинный свиток:

– Вехрову Асию Прохоровну, – начал он поставленным голосом. Тризорка, захлёбываясь лаем, кидался на незваных гостей, стараясь утащить вкопанную в землю будку, конь под стражником заходил, нервно застриг ушами, не признавая в псе домашнее животное.

– Аська, в конюшню! – заголосил Сергий. – Я их задержу!

Я стремглав бросилась к конюшням, схватила свою лошадку. Выскочив оттуда верхом, без седла, я кинулась к воротам. Стражи от неожиданности расступились, не сразу понимая, что преступница пытается скрыться от правосудия.

Вперёд, к Али! На этой земле лишь один человек делает самые мощные отвороты: моя дорогая Марфа!

Стража, между тем, очухалась и кинулась вдогонку. Я колесила по улочкам, стараясь сбить их со следа, и незаметно выехать из города. Поле с вытоптанной пшеницей, где я в прошлый раз вызывала дракона, теперь переживало нападение стада коров. Пастух спал в сторонке под тенистым дубом, не замечая сего безобразия.

– Али! – заорала я бешеным голосом. Лошадка, разгорячённая скачкой, не могла устоять на месте, я с трудом удерживала её. -Али!

– Это опять дело жизни и смерти? – раздался из-за спины громкий бас дракона. Я повернулась, лошадь фыркнула, почувствовав исходящую от Али опасность, и шарахнулась в сторону, я с силой схватилась за её гриву, стараясь не свалиться с потной лошадиной спины.

Дракон спокойно наблюдал в сторонке, а потом широко зевнул и промычал:

– Ну, хочешь я сожру её!

– Чокнулся! – заорала я в ответ. – Меня и так Властитель мечтает на костре сжечь, а ты ещё и его лошадь сожрать собрался!

– На костре сжечь, – удивился Али. – И чем ты ему досадила? Последний раз, насколько я помню, вы расстались друзьями, – он хохотнул так, что в воздух вылетело облачко дыма, – большими друзьями!

Со стороны дороги неслись громкие возгласы, я повернула голову, у поля в нерешительности остановились стражи, страшась подойти к дракону. Я спрыгнула с лошади, приложившись о землю пятой точкой, и едва не заработав удар подкованным копытом по лбу. Ловко увернувшись от лошадиных ног, я залезла на дракона:

– Полетели, Али! По дороге все расскажу!

Дракон, поднимая пыль, и окончательно ломая ещё не съеденные коровами остатки пшеницы, поднялся в воздух.

– А куда лететь-то?

– В Стольный град!

Это был долгий и утомительный перелёт; я, кажется, успела задремать, едва не рухнув вниз. К счастью, я вовремя схватилась за длинные драконьи усы, развевающиеся на ветру, иначе это был бы единственный свободный полет в моей недолгой жизни.

С приближением к Словении становилось холоднее, нас обдували ледяные ветра, землю внизу надёжно скрывали молочные густые облака. У меня задеревенели пальцы, а зубы выбивали чечётку.

– Аська, ты как? – подал голос дракон.

– Чувствую себя обмороженной Снегуркой в летних сандалиях! – горестно пожаловалась я, пытаясь пошевелить замершими пальцами на ногах.

– Ничего уже скоро прилетим! Держись, снижаюсь!

Дракон начал спускаться, я прижалась к его холодной чешуйчатой шее, прячась от бьющего в лицо ледяного ветра. Через некоторое время мы уже кружили над Стольным градом, снизу на нас смотрели тёмные остроконечные крыши. В ночной мгле белели полоски расчищенного, скисающего от слабого весеннего тепла снега. Мы долго кружили над городом, пытаясь подобрать площадку для посадки, самой удобной оказалась Красная площадь перед Советом Магов Словении. На дракона с громким лаем набросилась маленькая шавка, хрипя и визжа, она пыталась укусить его за мощную лапу. Али так изумился сему недоразумению, что едва не скинул меня на камни, рассматривая глупую собачонку.