снова набрал воды и, поставив ведро под морду лошади, пододвинул к ней порожнюю колоду, куда насыпал с полведра овса из мешка, лежавшего на телеге. Посчитав свою заботу о лошади выполненной, он пригласил Ивана Петровича за собой в дом, указав прихватить чемоданы.

– Перевяжите чемоданы веревкой, чтобы нельзя было открыть сразу, – посоветовал он Ивану Петровичу,– и поставьте их в сенях. Хотя баловства и воровства здесь не случалось, но так спокойнее будет и без соблазна, – пояснил возница. Хозяйка живет здесь одна, немощная уже и без хозяина, который сгинул в гражданскую у Колчака. Тем и живет, что дают постояльцы навроде нас. Раньше, при царях, здесь в центре села была заезжая изба, где кучера останавливались, а нонешняя власть извоз ещё не наладила: вот хозяйке и разрешили постой заезжих и соседи не против.

Иван Петрович обвязал чемоданы пеньковой бечевой, которую дал возница, достав ее из своего дорожного мешка на телеге, занёс чемоданы в сени и вошел в дом следом за своим провожатым.

Он оказался в небольшой кухоньке, четверть которой занимала русская печь с лежанкой. Справа от входа на соломе лежал теленок – сосунок, которого после отёла коровы занесли в дом, чтобы не замерз ночными холодами, у окна стоял стол, за которым сидели двое мужиков – кучеров за вечерней трапезой. На столе стоял чугунок с варёной картошкой, крынка с молоком, каравай хлеба и глиняное блюдо с солеными огурцами и квашеной капустой. Хозяйка с ухватом хлопотала у топившейся печи. Всё это освещалось керосиновой лампой, подвешенной на цепочках над столом.

– Присаживайтесь, присоединяйтесь добрые люди, – пригласила новых постояльцев хозяйка, – как раз к ужину поспели, и она поставила на стол ещё две плошки под картошку. Сидевшие за столом мужики подвинулись, и Иван Петрович со спутником присели на табуретки к свободному краю стола.

Трапеза проходила молча. Изголодавшиеся за день путники быстро поглощали нехитрую снедь, запивая парным молоком.

Иван Петрович молока не употреблял по причине несварения желудка и попросил чаю, благо самовар стоял на лавке у печи, пыхтел и светился снизу красными угольками. Хозяйка подала ему кружку чая настоянного на смородиновом листе.

Закончив ужин, постояльцы стали укладываться на ночлег в соседней комнате, где на полу лежали расстеленные матрацы, набитые сухим мхом. Сама хозяйка улеглась на теплой печи. Иван Петрович, ещё в бытность свою приезжая в эти места, всегда удивлялся размерам здешних домов и изб: кажется, леса достаточно – строй большой дом из березовых бревен, свободно живи семьёй, но почему – то народ строил небольшие дома, где в тесноте ютились старики, взрослые и дети.

Оказалось, что виною всему сибирские морозы: березовый дом плохо держит тепло и требует много дров на отопление, а более теплые дома из сосен дорогие из-за трудностей доставки бревен за много вёрст от этих мест. Этот домишко тоже был небольшой, но четверо постояльцев на полу и хозяйка на печи свободно расположились на ночлег и вскоре дом наполнится храпом мужчин, уставших с дальней дороги и забывшихся тяжелым сном.

Утром следующего дня, чуть свет, постояльцы проснулись и начали собираться в дорогу. Мужики умылись из рукомойника, висевшего у входной двери, напротив лежавшего теленка, которого хозяйка уже успела напоить парным молоком, налитого в бутылку из – под водки, оставленную, видимо, кем-то из прошлых постояльцев.

На завтрак хозяйка поставила на стол чугунок со щами из квашеной капусты, заправленных топленым свиным салом со шкварками и положила каждому по ломтю хлеба. Все торопливо поели и вышли во двор готовить лошадей.

Иван Петрович расплатился с хозяйкой за ночлег и еду: оказалось, по червонцу с человека, что по московским меркам было почти даром, и тоже вышел во двор со своими чемоданами. Мужики запрягали лошадей. Иван – возница вертелся около своей лошаденки, которая съела за ночь овёс и сено, отдохнула и выглядела бодро, переступая с ноги на ногу. За ночь крепко подморозило, выпал легкий снежок, небо хмурилось, и дорога по мёрзлому большаку обещалась быть легче, чем накануне по грязи в погожий апрельский день.

Иван Петрович направился было к своей телеге, как его остановил один из постояльцев.

– Извиняйте, но вы, товарищ, не Домов будете? – обратился к нему мужик лет сорока, давно не стриженный, с густой курчавой бородой.

– Да, я Домов Иван Петрович, – несколько опешив, ответил он мужику, остановившись и поставив чемоданы на землю. – А вы меня, откуда знаете?

– Так вы же были членом уездного совета в нашем городе, в восемнадцатом году, потом вас, депутатов, Колчак арестовал и потом расстреляли, а оказалось, что не всех, раз вы живой остались. Я тогда тоже на митинги ходил, вот и запомнил, как вы речи говорили с крыльца управы. Только вы тогда были с бритой головой, а сейчас с волосами и бородкой, потому сразу и не признал – думал, привиделось, сколько лет прошло.

Меня в тюрьму в Омск отвезли, а потом мобилизовали в армию Колчаку и там я перешел к красным, служил в Красной армии, потом работал учителем и вот возвращаюсь сюда опять. Жена моя родом из городка и год как живет здесь с детьми.

– Меня тоже Колчак мобилизовать хотел, но я больной плоскостопием, много ходить не могу, они и отстали, а я при лошадях определился, чтобы ноги не бить. Сейчас возвращаюсь в город со станции, куда отвозил председателя райкооперации на поезд до Москвы на съезд ихних кооператоров. Назад порожний еду, могу и вас прихватить: у меня конь справный, не чета этой лошадёнке, – продолжал мужик, довольный своей памятливостью и показывая на телегу, уже снаряженную Иваном-возницей.

– Неудобно как-то. Мы подрядились до города за плату, и мне не с руки на полпути уговор ломать, – заметил Иван Петрович с сомнением.

– И сколько он с вас запросил за провоз? – спросил мужик. – Тридцать рублей, – ответил ему Иван Петрович. Предложение мужика ему понравились. Его конь был явно резвее каурой лошадёнки, да и запряжен он в дрожки, а не в тряскую телегу и не придётся идти пешком – за ночь нога разболелась, и он не был уверен, что дойдет.

– Какие дела! – воскликнул мужик. – Дайте ему десять рублей, вот и весь уговор. А я вас на дрожках до места довезу, чуть за полдень, всего за двадцать рублей. И вы при своих деньгах останетесь, и я с попутчиком буду – не люблю один ехать и молчать.

– Будь по вашему, – ответил Иван Петрович и, оставив чемоданы, подошел к Ивану-вознице: объяснить ситуацию, ссылаясь на хромую ногу. Тот не обиделся,