— Не шутите, Зверобой. Мы коснулись теперь одного из самых важных вопросов в жизни женщины, и мне хотелось бы поговорить с вами серьезно и вполне искренне. Забывая стыд, который заставляет девушек молчать, пока мужчина не заговорит с ней первый, я выскажусь совершенно откровенно, как это и следует, когда имеешь дело с таким благородным человеком. Как вы думаете, Зверобой, могли бы вы быть счастливы с такой женой, как я?

— С такой женой, как вы, Джудит? Но какой смысл рассуждать о подобных вещах! Такая женщина, как вы, то есть достаточно красивая, чтобы выйти замуж за капитана, утонченная и, как я полагаю, довольно образованная, вряд ли захочет сделаться моей женой. Думается мне, что девушки, которые чувствуют, что они умны и красивы, любят иногда пошутить с тем, кто лишен этих достоинств, как бедный делаварскнй охотник.

Это было сказано мягко, но вместе с тем в его голосе чувствовалась легкая обида. Джудит сразу заметила это.

— Вы несправедливы, если предполагаете во мне подобные мысли, — ответила она с живостью. — Никогда в моей жизни я не говорила так серьезно. У меня было много поклонников. Зверобой, — право, чуть ли не каждый неженатый траппер или охотник, появлявшийся у нас на озере за последние четыре года, предлагал мне руку и сердце. Ни одного из них я и слушать не хотела, быть может, к счастью для меня. А между ними были очень видные молодые люди, как вы сами можете судить по вашему знакомому, Гарри Марчу.

— Да, Гарри хорош на взгляд, хотя, быть может, не так хорош с точки зрения рассудка. Я сперва думал, что вы хотите выйти за него замуж, Джудит, право! Но, когда он уходил отсюда, я убедился, что нет на свете хижины настолько просторной, чтобы вместить вас обоих.

— Наконец-то вы судите обо мне справедливо, Зверобой! За такого человека, как Непоседа, я никогда не могла бы выйти замуж, если бы даже он был в десять раз красивее и в сто раз мужественнее, чем он есть.

— Но почему, Джудит, почему? Признаюсь, мне любопытно знать, чем такой молодой человек, как Непоседа, мог не угодить такой девушке, как вы.

— В таком случае, вы узнаете, Зверобой, — сказала девушка, радуясь случаю перечислить те достоинства, которые так пленяли ее в собеседнике. Этим способом она надеялась незаметно подойти к теме, близкой ее сердцу. — Во-первых, красота в мужчине не имеет большого значения в глазах женщины, только бы он не был калека или урод.

— Я не могу целиком согласиться с вами, — возразил охотник задумчиво, ибо он был весьма скромного мнения о своей собственной внешности. — Я заметил, что самые видные воины обычно берут себе в жены самых красивых девушек племени. И наш Змей, который иногда бывает удивительно хорош собой в своей боевой раскраске, до сих пор остался общим любимцем делаварских девушек, хотя сам он держится только за Уа-та-Уа, как будто она единственная красавица на земле.

— Если молодой человек достаточно силен и проворен, чтобы защищать женщину и не допускать нужды в дом, то ничего другого не требуется от него. Великаны, вроде Непоседы, могут быть хорошими гренадерами, но как поклонники они стоят немного. Что касается лица, то честный взгляд, который является лучшей порукой за сердце, скрытое в груди, имеет больше значения, чем красивые черты, румянец, глаза, зубы и прочие пустяки. Все это, быть может, хорошо для девушек, но не имеет никакой цены в охотнике, воине или муже. Если и найдутся такие глупые женщины, то Джудит не из их числа.

— Ну знаете, это просто удивительно! Я всегда думал, что красавицы льнут к красавцам, как богачи к богачам.

— Быть может, так бывает с мужчинами, Зверобой, но далеко не всегда это можно сказать о нас, женщинах. Мы любим отважных мужчин, но вместе с тем нам хочется, чтобы они были скромны; нам по душе ловкость на охоте или на тропе войны, готовность умереть за правое дело и неспособность ни на какие уступки злу. Мы ценим честность — язык, который никогда не говорит, чего нет на уме, — и сердце, которое любит и других, а не только самого себя. Всякая порядочная девушка готова умереть за такого мужа, тогда как хвастливый и двуличный поклонник скоро становится ненавистным как для глаз, так и для души.

Джудит говорила страстно и с большой горечью, но Зверобой не обращал на это внимания, весь поглощенный новыми для него чувствами. Человеку столь скромному было удивительно слышать, что все те достоинства, которыми, несомненно, обладал он сам, так высоко превозносятся самой красивой женщиной, которую он когда-либо видел. В первую минуту Зверобой был совершенно ошеломлен. Он почувствовал естественную и весьма извинительную гордость. Затем мысль о том, что такое создание, как Джудит, может сделаться спутницей его жизни, впервые мелькнула в его уме. Мысль эта была так приятна и так нова для него, что он на минуту погрузился в глубокое раздумье, совершенно забыв о красавице, которая сидела перед ним, наблюдая за выражением его открытого, честного лица. Она наблюдала так внимательно, что нашла неплохой, хотя не совсем подходящий, ключ к его мыслям. Никогда прежде такие приятные видения не проплывали перед умственным взором молодого охотника. Но, привыкнув главным образом к практическим делам и не имея особой склонности поддаваться власти воображения, он вскоре опомнился и улыбнулся собственной слабости. Картина, нарисованная его воображением, постепенно рассеялась, и он опять почувствовал себя простым, неграмотным, хотя безупречно честным человеком. Джудит с тревожным вниманием глядела на него при свете лампы.

— Вы необыкновенно красивы, вы обворожительны сегодня, Джудит! — воскликнул он простодушно, когда действительность одержала наконец верх над фантазией. — Не помню, чтобы мне когда-нибудь случалось встречать такую красивую девушку, даже среди делаварок; не диво, что Гарри Непоседа ушел отсюда такой грустный и разочарованный.

— Скажите, Зверобой, неужели вы хотели бы видеть меня женой такого человека, как Гарри Марч?

— Кое-что можно сказать в его пользу, а кое-что — и против него. На мой вкус, Непоседа не самый лучший из мужей, но боюсь, что большинство молодых женщин относятся к нему менее строго.

— Нет, нет, даже не имея фамилии, Джудит никогда не захочет называться Джудит Марч! Все, что угодно, лучше, чем это!

— Джудит Бампо звучало бы гораздо хуже, девушка; не много найдется имен, которые так приятны для уха, как Марч.

— Ах, Зверобой, во всех подобных случаях для уха звучит приятно то, что приятно сердцу! Если бы Натти Бампо назывался Генри Марчем и Генри Марч — Натти Бампо, я, вероятно, любила бы имя Марч больше, чем теперь. Или, если бы он носил ваше имя, я бы считала, что Бампо звучит ужасно.

— Вот это правильно, и в этом вся суть. Знаете, у меня врожденное отвращение к змеям, и я ненавижу самое это слово, тем более что миссионеры говорили мне, будто при сотворении мира какая-то змея соблазнила первую женщину. Но с тех пор как Чингачгук заслужил прозвище, которое он теперь носит, это же слово звучит в моих ушах приятнее, чем свист козодоя в тихий летний вечер.

— Это настолько верно, Зверобой, что меня, право, удивляет, почему вы считаете странным, что девушка, которая сама, быть может, недурна, вовсе не стремится, чтобы ее муж имел это действительное или мнимое преимущество. Для меня внешность мужчины ничего не значит, только бы лицо у него было такое же честное, как сердце.