Пробил час кардинала де Сент-Анжа: граф Тулузский склонил голову. Для переговоров легат отправил к нему аббата. Раймонд попросил его о небольшой услуге: он хотел бы, чтобы переговоры велись на нейтральной территории, в частности в Мо; это графство Шампань, и они с Тибо когда-то дружили. Здесь Раймонд должен был отказаться от своих владений и отдаться на милость короля.

В декабре 1228 года он отправил аббата обратно. В послании он «желал от всего сердца вернуться в единую Церковь, храня верность своему господину королю Франции и королеве-матери, своей троюродной тете».

Легат прочитал послание и назначил съезд прелатов и светских лиц. Место проведения — Мо. Помня о директиве Папы Григория в предыдущем послании, кардинал включил в трактат непременное условие брака сына королевы Альфонса с дочерью Раймонда, Жанной, и оно было принято обеими сторонами как средство к сближению двух наций. Одна из статей договора гласила: «После смерти графа (при отсутствии у него наследников) Тулуза и её диоцез станут принадлежать брату короля, который женится на дочери Раймонда VII, и их детям, а если таковых не окажется, то эти земли отойдут королю и его наследникам»[63]. Но Раймонд так и не вступил в новый брак, а его дочь Жанна оказалась бесплодной. В 1271 году она умерла, следом за ней её муж, последний граф Тулузы. Так «угас и исчез с лица земли» тот род, последним отпрыском которого была Жанна, и все земли Лангедока перешли к французской короне.

Ещё несколько слов о договоре в Мо в апреле 1229 года. Сначала немного о том, что побудило Раймонда к такому шагу.

Его народ изнемогал. Нищета шагнула в каждый дом. Они в кольце врагов, которые не упустят такую добычу — вопрос жизни и смерти для французской короны. Помощи ждать неоткуда. И Раймонд объявил, что всецело полагается на третейский суд шампанского правителя. Но суд троюродного брата не избавил тулузского графа от самых унизительных условий. Собор возглавлял кардинал де Сент-Анж. Раймонду VII предстояло мириться и с Церковью, и с короной. Тибо ничем не мог помочь бывшему другу: он бессилен против двух объединившихся гигантов.

Прежде всего король обязался вернуть Раймонду диоцез Тулузы — земли, которые он, собственно, мог и не возвращать, поскольку Раймонд был отлучён от Церкви в 1227 году, а значит, его землями король владел на законном основании. Однако граф Тулузский терял весь восточный Лангедок. Кроме того, он обязан был: творить скорый суд над явными еретиками, охранять мир, изгнать наёмников, покровительствовать Церкви и священникам, поддерживать их права, не предоставлять должностей евреям и еретикам, возвратить церквам их имущество и права… ну и т. п. Далее — денежные суммы, которые он должен выплатить аббатствам и королю. Следующий пункт — прослужить пять лет на Святой земле. И в таком духе — пункт за пунктом, со счёту сбиться ничего не стоит.

Всё это Раймонду пришлось подписать. Однако наибольшее унижение ждало его впереди. Он испытал его в Париже. Его заставили преклонить колена на площади Нотр-Дам перед легатом Сент-Анжем и просить о позволении быть допущенным в собор. Затем его раздели до исподней рубахи и подвели к алтарю, где его освободили от церковного отлучения. Его будут содержать в Луврской тюрьме шесть месяцев, в то время как от его имени станут следить за исполнением статей договора в его владениях. Он приносит клятву в соблюдении условий мира. Они следующие: клятва верности королю и Церкви; обещание уничтожить еретиков в Монсегюре; две марки тому, кто доставит еретика, живого или мёртвого; те, кто выступал против него, становятся его друзьями… и т. д. Наконец, Тулуза. Стены её и тридцати других городов должны быть срыты, ещё пять крепостей забирает себе король Франции, кроме них Нарбонн, Велэ, Жеводан, Вивьер, Каркассон.

Франция получила выход в Средиземное море. Отныне это первое королевство, которое может выступать в крестовые походы со своей, а не с чужой территории.

Так граф Тулузский потерял две трети своих земель, а Церковь приобрела некогда мятежного, а ныне верного своего подданного и маркграфство Прованс. Таким образом, королевская власть расчленила огромное Тулузское княжество, привязав к себе бóльшую его часть.

Вслед за Раймондом французское владычество вынужден был признать непокорный вассал граф де Фуа.

Пьер Моклерк рвал и метал от негодования. Он пообещал Генриху III вернуть Нормандию и с нетерпением ждал помощи от него. Она пришла от Ричарда Гиеньского, брата короля. Казалось бы, самое время объединёнными силами выступить в поход на графа Шампанского, но Филипп Строптивый испортил всё дело. Он не стал дожидаться союзников и решил своими силами расправиться с Тибо. С Шампани он повернёт на Париж, навстречу ему с запада двинут войска Моклерк и англичане. И вот королева в осаде! Кто теперь защитит её? Ферран Фландрский? Ему не совладать с объединёнными силами коалиции, да он и не станет особо стараться — не в его интересах портить отношения с Англией. Инициатива устранения Тибо принадлежала графу Булонскому, он же приведёт свой план в исполнение, после Шампани первым делом приведя свою рать к стенам Парижа. Ему и достанется трон, поскольку всю или почти всю работу проделал он.

Таков был план дяди короля.

Но он просчитался, и Моклерк сыпал проклятиями, обвиняя союзника, который в упоении значимостью собственной персоны решил, не дожидаясь компаньона, один справиться с Тибо. Что же вышло из этого предприятия? Ничего, кроме того, что Филипп сидит у себя в Булони и не смеет высунуть носа. Ферран загнал его туда и теперь стережёт, обложив его графство со всех сторон, точно волка флажками. С Ферраном заодно и его сосед, граф Артуа.

Будь всё проклято! С досады Моклерк швырял по комнате стулья и бил своих охотничьих собак, стерегущих его покой. Ему уже донесли обо всём, что произошло на севере Шампани; он клял на чём свет стоит дядю юного короля и фламандского правителя, но ещё больше ненавидел Бланку Кастильскую «вместе с её любовью», как отмечает летописец. Но Генрих прислал в помощь войско под началом своего брата, и надо было что-то делать, не отсылать же его обратно. Подумав над этим, Моклерк наскоро сколотил разношёрстную рать и отправил её на грабёж Нормандии.

А Ричарда уже ждала его мать в одном из покоев беллемского[64] замка. Встретившись, они расцеловались. Изабелла села в кресло почти боком к ярко пылавшему очагу, протянула руки к огню: стояла зима, январь лютовал. Сын устроился в таком же кресле напротив. Выслушав его, она выразила недовольство в связи с тем, что его людей явно недостаточно для противостояния королевской власти. Брат Генриха III, отличавшийся кипучей энергией, нередко несовместимой со здравым смыслом, беспечно махнул рукой:

— Подумаешь, баба! Да ведь она одна. Старые советники её свёкра почти все уже отдали Богу душу. Что она сможет сделать без них? Братец придёт с подмогой, тем временем мы с герцогом Пьером очистим для него место. Ему останется только подойти к Парижу и взять его.