Только кипучее воображение нашей героини могло превратить толки по московским гостиным в набат «революции», но императрица сама признавала, что противодействие было нешуточным. С учетом этого можно реконструировать содержание знаменитого диалога. Дидро коснулся крепостного права, княгиня высказалась за просвещение черни и сообщила, что при попытке «улучшить» «положении земледельцев» «Екатерине угрожал мятеж».

Характерно, что о приезде Дидро в Петербург и о переписке с ним в мемуарах Екатерины Романовны не рассказано. Иначе пришлось бы объяснять, почему она не отправилась на встречу со старым другом, и обнаруживать, что пребывание в Москве вовсе не было добровольным. То есть говорить о новой опале.

Создается обманчивое впечатление, что пока философ находился в столице, на политической сцене, его корреспондентка оказалась сброшена с подмостков в зрительный зал, и единственное, что связывало ее с разыгрывавшейся драмой – письма старого друга. Но это не так. Москва менее всего напоминала тихое прибежище. В Первопрестольной кипели те же страсти по поводу скорой смены монарха. И оппозиция, возглавляемая другим дядей Дашковой – Петром Ивановичем Паниным, – приняла княгиню как свою.

Один из виднейших русских масонов, Петр Иванович вместе с братом долгие годы руководил партией наследника. Чем ближе становилась роковая дата совершеннолетия Павла, тем больше знатных особ желало влиться в ряды его приверженцев. Осенью 1770 г. Петр Панин неожиданно вышел в отставку, причем отставка эта была воспринята как демарш – знак генеральского негодования.

5 октября 1770 г. в Петергофе состоялся великолепный праздник в честь взятия Паниным Бендер. Екатерина II пожаловала победителю орден Св. Георгия 1-й степени. Но герой не был доволен наградой. Третий год войны с Турцией оказался щедр на победы. 24 июня 1770 г. эскадра под командованием А.Г. Орлова разбила турецкий флот в Чесменской бухте, а 16 сентября пали Бендеры. Алексей Григорьевич стал первым в России георгиевским кавалером, Петр Иванович обрел кавалерию Большого Креста. Тот факт, что Орлов получил перед Паниным «старшинство», будучи пожалован раньше, оскорбил генерал-аншефа.

Позднее его брат в проекте «О фундаментальных государственных законах» намекал на эту обиду: «Посветя жизнь свою военной службе, лестно ль дослужиться до полководчества, когда вчерашний капрал, неизвестно кто и неведомо за что, становится сего дня полководцем и принимает начальство над заслуженным и ранами покрытым офицером? …Есть ли способ оставаться в службе мыслящему гражданину?»{730}

19 октября 1770 г. покоритель Бендер уехал в Москву. Он был фигурой настолько заметной, что о его поступке сообщали своим дворам все иностранные послы. Первопрестольная приняла Петра Ивановича как незаслуженно обиженного героя войны, и тот сумел блестяще воспользоваться выгодами этого положения. Генерал-губернатор М.Н. Волконский не раз жаловался в письмах Екатерине II на «известного большого болтуна», настойчиво твердившего, что после совершеннолетия Павла, корона должна быть передана ему. В 1771–1772 гг. слухи о скором восшествии Павла на престол достигли кульминации. Московские поэты-масоны Сумароков, Майков и Богданович (старый друг Дашковой) обращались к великому князю с одами, подчеркивая предпочтительность мужского правления перед женским, отмечались черты характера цесаревича, присущие истинному государю, восхвалялись воспитатель наследника Никита Иванович и «незабвенный завоеватель Бендер».

Очутившись в Москве, Дашкова попала из-под крыла одного дяди под политическую опеку второго. Чего терпеть не могла. Но положение обязывало. Она сменила лишь декорации, но не амплуа. Ее окружали все те оппозиционеры. Находясь в городе, Екатерина Романовна волей-неволей вращалась в кругу родственников и знакомых. Ей приходилось разделять их настроения, разговоры и хлопоты. Ничего удивительного, что именно Дашковой было поручено просветить нового кандидата в фавориты – 35-летнего генерал-лейтенанта Г.А. Потемкина – в тонкостях отношений императрицы и великого князя.

Вызванный с театра военных действий Потемкин поспешил в столицу. Он прекрасно понимал, что без опоры на одну из ведущих политических группировок не удержится при дворе. Поэтому по дороге Григорий Александрович остановился в Москве и встретился с двумя виднейшими членами панинской партии: отставным генерал-аншефом и нашей героиней.

Разговор с первым свелся к обмену обязательствами: Потемкин обещал Петру Ивановичу возвращение на службу, если Панины окажут ему поддержку. Обе стороны сдержали взятые на себя обязательства: Панины помогли Потемкину на первых порах закрепиться у власти, а Григорий Александрович, вопреки желанию императрицы и при большом личном давлении на нее, обеспечил генералу назначение на должность главнокомандующего при подавлении Пугачевщины.

В Москве Потемкин посетил несколько собраний в домах родственников Паниных, где был представлен княгине. «Знакомство наше было весьма поверхностное», – заметила Дашкова. Но ей сказали, что генерал-майор «торопится вернуться в Петербург, потому что спешит занять место фаворита». Тогда наша героиня «дала ему один совет; будучи принят к сведению, он устранил бы сцены, которые великий князь, впоследствии Павел I, не преминул сделать, к общему соблазну, чтобы повредить Потемкину и огорчить свою мать»{731}.

Обратим внимание на очевидное противоречие: Екатерина Романовна едва знала кандидата в фавориты, но дала ему совет весьма щекотливого свойства. Такой поступок, по меньшей мере, странен. Приходится заключить, что Дашкова либо проявила «утонченное» чувство такта, либо действовала по договоренности, вновь играя роль лица близкого к государыне.

Предшественник Потемкина на посту фаворита – А.С. Васильчиков, ставленник панинской группировки – единственный из всех любимцев Екатерины II не испортил отношений с великим князем. Правда, он и не обеспечил императрице политической поддержки, на него нельзя было положиться в борьбе со сторонниками сына. Давая Потемкину рекомендации, панинская партия устами Дашковой внушала Григорию Александровичу выгодный эталон поведения. Однако Потемкин ни по характеру, ни по государственным талантам не напоминал тихого бездарного Васильчикова.

«Сей новый актер станет роль свою играть с великой живостью и со многими переменами, если только утвердится», – писал о Потемкине 7 марта 1774 г. Петр Панин своему племяннику камер-юнкеру А.Б. Куракину. Действительно, с началом нового фавора положение сторонников партии Паниных улучшилось. Это потепление коснулось и Дашковой. В апреле 1774 г. она получила милостивый ответ на поздравление Екатерины II с днем рожденья, а в следующем году, во время приезда императрицы в Первопрестольную на празднование Кючук-Кайнарджийского мира, часто сопровождала подругу и принимала участие в официальных торжествах.

Было бы неверно считать, будто в Москве Дашкова занималась только политикой. Напротив, ее захватили семейные и хозяйственные дела, а затем и участие в издательских проектах. Княгиня похоронила свекровь и задумалась о замужестве дочери. Анастасии исполнилось четырнадцать. Можно было повременить. Но мать твердо взяла курс на поиски жениха. Она хотела пристроить девочку и уже со свободной головой заняться образованием сына.