Усадил Женю сначала на унитаз, потом в ванну, а сам стал бриться, чтоб времени не терять. Потом в ванную прикатил кресло, на него положил большую простыню – всё было продумано, приспособлено. Женя вытиралась сама. Потом помог надеть майку, отнес на кровать, смазал кремом спину, пах – смотрел внимательно: пролежней не было, он хорошо следил. Заклеил памперс. Потом позавтракали вместе – Женя чаю попила, две ложки каши съела. Унес посуду. Женя попросила принести ей трубку. Он принес и уехал – до обеда.

Лильке Женя позвонила в одиннадцать. Долго вспоминала телефон… как много вещей успело высыпаться из головы за это время. Прежде все телефоны держались в голове как отпечатанные…

Лилька сразу сняла трубку – и обрадовалась:

– Женечка! Ты мне за всё время первый раз сама звонишь! Как же я рада!

Голос звонкий, счастливый.

– Лиль, скажи, а почему ты ни разу не спросила, ну… как я… лежу…

– Мне надо к тебе приехать, Жень. Всё объяснить. Ты разреши, я приеду…

– Как ты приедешь-то? На метле, что ли, прилетишь?

– Жень, я без палки хожу… По дому, конечно. Я ведь теперь и на улицу сама выхожу. Ну, не в транспорт, конечно. Такси бы взяла… Мне тебе надо одну вещь сказать. Но не по телефону. Не могу по телефону…

– Приезжай, – сказала Женя. И испугалась. Так испугалась, что сердце забилось. – Только, может, не сегодня, – начала строить оградительное сооружение. – Сейчас Кирилла дома нет, кто тебе дверь откроет?

– А Гришка? А Гришка не откроет? – кричала Лилька в трубку, и слышно было, что она приедет, пешком пойдет, поползет на пузе…

– Он спит, твой Гришка. Лилька, ну давай завтра приедешь, а?

– И речи ни боже мой, вот штаны только надену, и сразу…

Приехала через два часа. Гришка открыл. Она долго шебуршила в прихожей. Наконец, вошла. Огромная, толстая. У живота хорошей рукой букет держит – голландский, в розовом целлофане, как на мещанскую свадьбу. А левой рукой – придерживает.

– Только не голоси, только не голоси, – попросила Женя.

– И не собираюсь, – сжав трясущиеся губы, ответила Лиля. И тут же рухнула на колени, ткнувшись головой в кровать, и затряслась плечами.

“Дура, дура я, зачем разрешила приехать”… – подумала Женя.

Лилька кончила трясти кровать, подняла мокрое лицо из смятого букета и сказала решительно:

– Извини, Жень. Я к этому разговору полгода готовилась. У меня просто навязчивая идея была: я всё в уме к тебе обращалась. В общем, выслушай меня. Это твое несчастье не просто так случилось. Это я виновата.

– Ну, ну, – усмехнулась Женя. – Давай, валяй дальше…

– Я серьезно. Всю жизнь, Женя, я тебе завидовала. Любила, конечно, очень, но завидовала еще сильней. А это знаешь какая энергия – зависти. Ну говорят же – сглаз. Это, может, ерунда. Но что-то в этом есть. Когда так сильно завидуешь, что-то нарушается в мире, – она шевельнула левой, больной, приподняла ее на уровень плеча. – И потом мне приснился сон. Два раза. Один раз до пятнадцатого октября, а второй – через месяц.

Какое пятнадцатое октября? Да… конечно. Билеты во Франкфурт были на пятнадцатое октября…

– Вот представь, я иду по дороге. Такая – не особенно какая дорога, серенькая, кусточки по сторонам. А на мне мешок тяжести несусветной. Даже как будто он и небольшой, но меня просто плющит от него, плющит… Я снять его хочу – и не могу, одной рукой не снимается. И народ вроде какой-то рядом идет, тоже все с поклажей. Я прошу помочь, а они меня как не видят. Как будто я прозрачная, ей-богу. И вдруг вижу – ты. Идешь безо всего, в синем платье, и туфли на каблуках, твои, синие. Шикарные… Увидела меня, сразу ко мне бросилась, что-то говоришь, не помню что, но утешительное. И я тебя даже попросить не успела, ты сразу так легко с меня этот мешок снимаешь и на плечо себе накидываешь как нечего делать. Вроде бы как он у тебя в руках – нетяжелый. И я думаю в себе – почему так: на мне он был как каменный, а тебе вроде легко. Вот и весь сон. Я сначала ничего не поняла. Потом случилось это с тобой. Ну, я тебе даже рассказывать не стану, как мы всё это пережили – и я, и девочки. Да. Они тебя очень любят, Жень. И мой Фридман, между прочим, тоже. Он теперь обратно домой просится, но это я тебе потом расскажу. Ну вот… Ты уже в себя пришла после операции. У меня в Склифе врачиха знакомая, я ей много чего доставала, так она мне каждый день звонила, всё рассказывала, как и что… В общем, ровно через десять дней после твоей операции опять этот сон: снова я иду по той же самой дороге, снова на меня никто внимания не обращает, и ты опять ко мне подходишь. Но одета как-то не так: вроде какая-то рабочая одежда, то ли халат черный, может, фартук… И на ногах ботинки какие-то жуткие, совсем на тебя не похоже… Но ты, как ни в чем не бывало, подходишь ко мне, опять-таки мой мешок снимаешь, и мы идем дальше… Веришь, нет?

Но Лиле вовсе не надо было никакого уверения. Она торопилась досказать свою историю до конца… Женя слушала со слабой улыбочкой: все-таки, прелесть, дура какая Лилечка Аптекман!

– Ну вот. Понимаешь, у верующих людей есть ведь второй план, ты понимаешь? Он важнее первого. Гораздо важней. И вот я стала думать, что же означает этот сон? – лицо у Лили сделалось важным и загадочным. – Я переложила на тебя свой крест, вот что произошло. И я-то ничего, а ты сломалась. Это в тебя не красный “ауди” въехал, это я в тебя въехала со своими заботами, и с завистью. Да, с завистью. И ты понимаешь, вот буквально: ты лежишь, а мне всё лучше делается…

Лиля снова начала плакать.

– Слушай, это какая-то абракадабра, то, что ты говоришь. Не плачь, бога ради. Пьяный игрок вылез из казино, за ночь спустил несметные деньги, рванул, и подушки безопасности его не спасли… а ты мне про какой-то сон. – Женя погладила Лилю по голове. – Пойди, скажи Гришке, чтоб цветы в вазу поставил.

Лиля тяжело поднялась с колен, опираясь здоровой рукой о кровать.

– Вот этого я больше всего и боялась, – грустно сказала она. – Ты такая умная, а простых вещей не понимаешь…

Лиля просидела до прихода Кирилла – винилась, каялась. Еще несколько раз пересказала сон, потом – проникновенно – сказала Жене:

– Вот понимаешь, сказано было: возьми свой крест и следуй за мной… Не просто так – возьми крест, и не возьми чужой крест. Свой возьми… А я-то всё свой на других перекладывала: всем жаловалась, ото всех принимала помощь и сочувствие. Больше всего – на тебя. Вот, он-то тебе спину и переломил. Вот что получилось. И я теперь так молюсь, чтоб всё поправилось. Чтоб ты на ноги встала.

– Да ладно тебе, Лиль. Я твою книжку тоже читала, там много чего сказано. Там сказано также: носите бремена друг друга. Или я что-то не так поняла? – ударила Женя Лилиным оружием.

Лиля замахала руками – одной быстро и широко, вторая заметно отставала, но участвовала в жестикуляции…

Пришел Кирилл, накормил обедом. Ели в кухне, все вместе.