– И поделом тебе. Ты бы мог просто мне позвонить...

– Но я не мог. Во-первых, ты была моей пациенткой...

– К тому моменту уже нет.

– И ты...

– Носила под сердцем ребенка от другого мужчины, – назвала я другую причину.

– Ты меня не замечала! – воскликнул он. – Совершенно не замечала! А я так тосковал по тебе, что добегался до «расколотой голени»...

Я все смеялась.

– И ты так переживала из-за Брюса, который, я это видел, недостоин тебя...

– Едва ли твое мнение может считаться беспристрастным, – поддела я его, но он не закончил.

– А потом ты улетела в Калифорнию, которая также тебе не подходила.

– Калифорния хорошая, – встала я на защиту Калифорнии. Питер придвинулся ко мне, обнял меня и Джой, притянул к себе.

– Я думал, ты никогда не вернешься домой. Я не находил себе места. Думал, что никогда не увижу тебя, и не знал, как жить дальше.

Я улыбнулась и повернулась так, чтобы заглянуть ему в глаза. Солнце катилось к горизонту, над волнами летали и кричали чайки.

– Но я вернулась домой. Видишь? Так что теперь обойдемся без «расколотых голеней».

– Я так рад!..

И я привалилась к Питеру, позволив ему поддерживать меня, чувствуя, что и я, и Джой, спящая у меня на руках, в полной безопасности.

– Как я понимаю, – начала я, когда мы поехали домой, – теперь главный вопрос – что мне делать со своей жизнью?

Питер коротко улыбнулся мне, прежде чем вновь сосредоточить все внимание на дороге.

– Я-то собирался задать тебе другой вопрос: а не остановиться ли нам где-нибудь и пообедать?

– Почему нет? – ответила я. Джой спала на сиденье для младенцев. Розовую ленточку мы потеряли, зато на голеньких ножках поблескивали песчинки. – А раз с этим мы все решили...

– Ты хочешь вернуться на работу? – спросил он меня.

Я задумалась.

– Скорее да, чем нет. Так или иначе, работы мне недостает. – Произнеся эти слова, я поняла, что говорю правду. – Мне хочется писать. Господи, мне даже недостает моих невест.

– А что ты хочешь писать? – спросил он. – О чем? Вновь я задумалась.

– Статьи в газету? Еще один сценарий? Книгу?

– Книгу, – фыркнула я. – Откуда?

– Такое возможно.

– Не думаю, что я ношу в себе книгу.

– Если б носила, – очень серьезно произнес он, – я бы приложил весь свой медицинский опыт для того, чтобы она появилась на свет.

Я рассмеялась. Джой проснулась и вопросительно пискнула. Я обернулась к ней, помахала рукой. Она посмотрела на меня, зевнула и вновь заснула.

– Может, не книгу, но что-то я хочу об этом написать.

– Статью в журнал? – предположил Питер.

– Возможно.

– Хорошо. – Он кивнул, словно подводя черту. – С нетерпением буду ее ждать.

Наутро, после прогулки с Джой, завтрака с Таней, телефонных разговоров с Самантой и Питером (он пообещал приехать следующим вечером), я спустилась в подвал и достала пыльный маленький «макинтош», который верно служил мне все четыре года учебы в Принстоне. Многого я не ожидала, но стоило мне сунуть вилку в розетку и включить компьютер, как он пикнул и заработал. И хотя руки отвыкли от клавиатуры, я глубоко вдохнула, стерла пыль с экрана и начала печатать.

Любить толстушку Кэндейс Шапиро

Читать я научилась в пять лет. Книги воспринимала как чудо: белые страницы, черные буквы, и в каждой – новый мир и новые друзья. До сих пор я с благоговением раскрываю книгу в ожидании, куда попаду на этот раз и кого там встречу.

В восемь я научилась кататься на велосипеде. И тем самым моим глазам открылся новый мир, который я могла изучать самостоятельно: ручей, текущий через пустырь в двух улицах от нашего дома, кафе-мороженое, где шарики клали в выпеченные на месте рожки и стоило все удовольствие доллар, яблоневый сад, растущий по границе поля для гольфа, где пахло сидром от упавших по осени яблок.

В двенадцать я узнала, что я толстая. Сообщил мне об этом отец, указав ручкой теннисной ракетки на бедра и руки. Помнится, мы играли, я раскраснелась и вспотела, движение доставляло мне радость.

– Тебе надо следить за собой, – сказал он мне. – Мужчины не любят толстых женщин.

И хотя его слова не соответствовали действительности, поскольку нашлись мужчины, которые любили меня, которые меня уважали, но во взрослую жизнь эти слова вошли со мной как пророчество, и на мир я смотрела через призму своего тела, ни на секунду не забывая предсказания отца.

Я научилась сидеть на диете и, естественно, обманывать диету. Я узнала, каково чувствовать себя несчастной от одного взгляда в зеркало, стыдиться мужских взглядов, ждать оскорблений, без которых, конечно же, не обходилось. Командир отряда герлскаутов предлагал мне морковку, тогда как другие девочки запивали молоком шоколадные пирожные. Доброжелательная учительница спрашивала, не думала ли я о занятиях аэробикой. Я научилась дюжине способов превращаться в невидимку: ходить по пляжу, завязав полотенце на талии (но никогда не купаться), вставать в последний ряд групповой фотографии (но никогда не улыбаться), одеваться в серое, черное и коричневое, избегать своего отражения в окнах и зеркалах, воспринимать себя исключительно телом, более того – телом, не дотягивающим до стандарта, то есть чем-то отвратительным, нелюбимым, никому не нужным.

В словаре существовали сотни определений, которые я могла бы приложить к себе: умная, веселая, добрая, щедрая. Но я выбрала одно... слово, которое, как мне казалось, выбрал для меня окружающий мир, – толстая.

В двадцать два года я вышла в этот мир, закованная в невидимую броню, ожидая, что со всех сторон в меня начнут стрелять, но полная решимости не пасть под этими выстрелами. Я нашла замечательную работу, со временем влюбилась в мужчину, который, как я думала, будет любить меня всю жизнь. Ошиблась. А потом, совершенно случайно, забеременела. И когда моя дочь родилась на два месяца раньше положенного срока, я поняла, что не любить собственные бедра или зад – далеко не самое худшее, с чем можно столкнуться. Есть кое-что и поужаснее примерки купальника перед трельяжем в универмаге. Это действительно ужас – наблюдать, как вентилятор принудительно нагнетает воздух в легкие твоего ребенка, который лежит в стеклянном боксе, где ты не можешь к нему прикоснуться. Это действительно ужас – представлять себе будущее, в котором твоя дочь не будет здоровой и сильной.

И в конце концов я узнала, что есть душевный покой. Найти его можно, потянувшись к людям, которые любят тебя, обратившись к ним за помощью, осознав наконец, что тебя ценят, берегут, лелеют, даже если ты никогда не будешь носить вещи меньше шестнадцатого размера, даже если в твоей истории нет голливудского хеппи-энда, в котором ты худеешь на шестьдесят фунтов и встречаешь своего принца.