— Я уже рассказала вам, что он со мной сделал. Вчера я выдала вам всю эту историю. Колотил меня молотком, загнал в озеро, увез ребенка.

— Простите. Я неясно выразилась. Я говорю не о том, что Мэнкс сделал с вами вчера. Я говорю о 1996 годе. Когда он похитил вас.

* * *

Хаттер, чувствовала Вик, была женщиной дотошной. Терпеливой и разумной. Размышляя терпеливо, взвешенно и въедливо, она пришла к выводу, что Вик заблуждается в отношении Чарли Мэнкса. Но если она не верит, что Уэйна забрал Мэнкс, то что же, по ее мнению, произошло?

Вик осознавала угрозу, от которой невозможно было вполне избавиться. Словно она вела автомобиль и вдруг обнаружила, что под колесами у нее черный лед и из-за любого резкого движения автомобиль может выйти из-под контроля.

«Я не сомневаюсь, что кто-то вас избил, — сказала Хаттер. — Думаю, в этом никто не сомневается».

И еще: «Вы провели месяц в Колорадской психиатрической больнице, где у вас диагностировали тяжелую психосоматическую дезадаптацию и шизофрению».

Сидя за столом с чашкой кофе, в относительном спокойствии и неподвижности, Вик наконец сложила это вместе. Когда ей предстал результат, она почувствовала в затылке сухую прохладу, покалывания кожи головы — физические проявления как удивления, так и ужаса; она испытывала оба эти чувства в равной мере. Она глотнула горячего кофе, чтобы прогнать болезненный холод и соответствующее ощущение тревоги. Сделала над собой усилие, чтобы оставаться совершенно собранной, размышляя над тем, к чему пришла.

Итак. Хаттер думает, что Вик убила Уэйна сама, в психопатическом припадке. Убила собаку, а затем утопила Уэйна в озере. В отношении того, что кто-то стрелял, у них были только ее показания; никто не нашел ни одной пули, ни одной гильзы. Свинец ушел в воду, а латунь осталась в пистолете. Была снесена изгородь и разорен двор, единственная часть ее истории, которой они пока не могли понять. Но рано или поздно они найдут объяснение и для этого. Что-нибудь придумают и подгонят к остальным фактам.

Они восприняли ее как Сьюзан Смит, женщину из Южной Каролины, которая утопила своих детей, а потом рассказала чудовищную ложь о том, как их похитил какой-то негр, почти на неделю вогнав страну в исступленную расовую истерию. Вот почему нигде не говорят о Мэнксе. Полиция в него не верит. Они не верят даже тому, что похищение вообще имело место, но пока придерживаются этой части, вероятно, чтобы прикрыть себя с юридической стороны.

Вик допила кофе, поставила чашку в раковину и вышла через заднюю дверь.

На заднем дворе никого не было. По прохладной от росы траве она прошла к каретному сараю и заглянула в окно.

Лу спал на полу, рядом с мотоциклом. Тот был разобран — боковые панели были сняты, цепь свободно свисала. Под головой у Лу в качестве подушки лежал свернутый кусок брезента. Руки были в смазке. На щеке, которой он коснулся во сне, виднелись черные отпечатки пальцев.

— Он проработал там всю ночь, — раздался голос у нее за спиной.

Это Долтри вышел вслед за ней на лужайку. Рот у него был открыт в улыбке, обнаруживая золотой зуб. В руке он держал сигарету.

— Видел такое. Много раз. Так реагируют люди, когда чувствуют себя беспомощными. Вы не поверите, сколько женщин вяжут, пока ожидают в «Скорой помощи», удачно ли сделают операцию их ребенку. Когда чувствуешь себя беспомощным, то готов заняться почти чем угодно, лишь бы отключить голову.

— Да, — сказала Вик. — Это верно. Он механик. Это у него вместо вязания. Можно мне сигарету?

Она подумала, что сигарета могла бы ее поддержать, успокоить нервы.

— Что-то я не видел в доме пепельниц, — заметил он. Нашарив в своем потертом пиджаке пачку «Мальборо», он вытряхнул для нее сигарету.

— Бросила ради сына, — сказала она.

Он кивнул, больше никак на это не отозвавшись. Поднес зажигалку, большую латунную «Зиппо» с кадром из какого-то мультфильма на боку. Щелкнул ею, и она издала хрустящий звук и выплюнула искры.

— Горючее почти на нуле, — сказал он.

Она взяла ее у него, щелкнула сама, и маленький желтый язычок пламени затрепыхался у кончика. Она прикурила, закрыла глаза и вдохнула. Это было похоже на погружение в теплую ванну. Она со вздохом подняла глаза и рассмотрела кадр из мультфильма на боку зажигалки. Попай наносил удар кулаком. «БА-БАХ!» — было написано во взрыве, окруженном желтыми ударными волнами.

— Знаете, что меня удивляет? — спросил он, пока она делала еще одну длинную затяжку, наполняя легкие сладким дымом. — Что никто не видел вашего большого старого «Роллс-Ройса». Как такой автомобиль остался незамеченным, вот о чем я думаю. Вас не удивляет, что его никто не видел?

Он смотрел на нее яркими, почти счастливыми глазами.

— Нет, — сказала она, и это была правда.

— Нет, — повторил Долтри. — Вы не удивляетесь. Почему же так вышло, по-вашему?

— Потому что Мэнкс хорошо умеет оставаться незамеченным.

Долтри повернул голову и посмотрел на воду.

— Это нечто. Двое мужчин в «Роллс-Ройсе» 1938 года с кузовом «Призрак». Я проверил онлайновую базу данных. Знаете, что во всем мире осталось меньше четырехсот «Призраков»? Их меньше сотни во всей стране. Это чертовски редкий автомобиль. И вы — единственная, кто его видел. Вы, должно быть, чувствуете себя безумной.

— Я не безумна, — сказала Вик. — Я испугана. Между одним и другим есть разница.

— Думаю, вам виднее, — сказал Долтри. Он бросил сигарету в траву и растер ее подошвой.

Он скрылся в доме, прежде чем Вик заметила, что его зажигалка по-прежнему у нее в руке.

Дом Сна

Во дворе Бинга было полно цветов из фольги, ярко окрашенных и вращающихся в утреннем солнечном свете.

Сам дом, с его белой отделкой и кивающими лилиями, походил на маленький розовый торт. В такой дом добрая старушка приглашает ребенка на пряники, запирает его в клетке, откармливает в течение нескольких недель и, наконец, засовывает в духовку. Это был Дом Сна. Уэйну захотелось спать от одного вида вращающихся цветов из фольги.

На холме над домом Бинга Партриджа располагалась церковь, сгоревшая едва не дотла. От нее почти ничего не осталось, за исключением главного фасада с высоким заостренным шпилем, высокими белыми дверьми и закопченными витражами. Задняя часть церкви представляла собой груду обломков обугленных стропил и почернелого бетона. У фасада стоял один из этих щитов с передвижными буквами, чтобы пастор мог сообщать прихожанам порядок службы. Но кто-то подурачился с этими буквами, написал сообщение, которое, вероятно, не совсем точно отражало взгляды паствы. В нем говорилось:

СКИНИЯ НОВОЙ

АМЕРИКАНСКОЙ ВЕРЫ

БОГ СГОРЕЛ ЗАЖИВО

ТЕПЕРЬ ТОЛЬКО ДЬЯВОЛЫ