Малин видит перед своим внутренним взором Елену и Марко.

Маленькие, сжавшиеся от страха, дрожащие фигурки.

Запертые в темной тесной комнате.

В камере тьмы.

В комнате – запах мочи, кала и страха. Это комната, где все человеческое сочувствие уступило место логике зла.

«Дети погибнут в темноте, я должна помочь им, пока не поздно».

– Думаете, он говорит правду?

Человека, сидящего напротив нее за столом в служебной столовой полицейского управления Стокгольма, зовут Конни Нюгрен. Его слова возвращают Малин назад к реальности, к унылой комнате, облицованной сосновыми панелями, где пластиковые цветы ползут к потолку. Перегородки разделяют зал на несколько отсеков с длинными серыми столами и неудобными металлическими стульями. Часы на стене показывают без четверти восемь. Поспешный перекус – черный кофе и черствый бутерброд. Время после допроса ушло на то, чтобы сообщить новые сведения коллегам в Линчёпинг и написать необходимые бумаги.

Конни Нюгрен – инспектор криминальной полиции отдела по борьбе с насильственными преступлениями. Лицо у него серое и морщинистое, он тощий, но у него живот, выпирающий над поясным ремнем, как половинка пушечного ядра. Ткань белой нейлоновой рубашки натянута на этом месте, и Малин думает, что он должен быть усталым и апатичным, однако сидящий напротив нее полицейский брызжет энергией, какую она редко видит у своих коллег, даже самых молодых.

– Мне кажется, он говорит правду, – отвечает Малин. – Фотографии детей и запись подлинные. Никаких сомнений.

– Согласен, – подтверждает Зак.

– Я тоже склонен ему верить, – произносит Конни Нюгрен. – И в то, что запись подлинная. Его рассказ кажется невероятным, он настолько невероятен, что может оказаться правдой. Не ново в нашей работе, не так ли?

– Деньги, – вздыхает Малин. – От них хоть иногда кому-нибудь бывает хорошо?

Конни Нюгрен смеется.

– Однажды я выиграл в тотализатор семьсот восемьдесят девять тысяч крон. В результате мне удалось побывать на Карибах, – говорит он. – Однозначно позитивное событие в моей жизни!

– Мы можем считать, что дело раскрыто, – произносит Малин. – Взрыв на Большой площади Линчёпинга и убийство семьи Вигерё – дело рук Йоксо Мировича. Он совершил эти преступления под воздействием шантажа со стороны братьев Куртзон, пытаясь спасти собственных детей. Если б Мирович не попался, братья могли бы спокойно дождаться смерти отца и убрать с дороги Юсефину Марлоу. Поскольку других наследников у нее нет, деньги с большой вероятностью достались бы им, и никто никогда ничего не заподозрил бы. Теперь же мы должны сосредоточиться на том, чтобы найти братьев и спасти детей Мировича.

Зак молча кивает.

Конни Нюгрен качает головой.

– Если они уже не убили детей – чтобы отделаться от нежелательных свидетелей.

– Мы должны исходить из того, что они живы, – говорит Малин. – И что братья держат их где-то взаперти. Они наверняка уже слышали, что мы поймали Мировича, и это заставляет меня еще больше волноваться за судьбу детей. Раньше они держали их, чтобы шантажировать Мировича. Теперь единственная причина оставить детям жизнь – то, что они могут пригодиться как заложники при бегстве или переговорах. Мы должны срочно разыскать братьев и детей. Скоро будет поздно.

Ей не хочется говорить вслух то, о чем она думает: «Может быть, уже поздно».

– План Куртзонов провалился, и они знают об этом, – говорит Конни Нюгрен.

– Как ты думаешь, где они находятся? В Швеции? В Таиланде? – спрашивает Зак.

– Во всяком случае, в том месте, которое он называл, – Шри Панва, – их нет, – отвечает Конни Нюгрен. – Мы позвонили туда, и нам подтвердили, что братья снимали там раньше виллу, но сейчас их там нет.

– У братьев нет никакого другого адреса в Таиланде?

– Нет. И у нас нет никакого адреса в Швеции, помимо квартир на Страндвеген. У семьи нет ни дачи, ни другой недвижимости, – отвечает Конни Нюгрен. – Однако это не означает, что они не могут иметь здесь укрытия. На всякий случай мы следим за квартирами – если они вопреки ожиданиям там появятся.

– Но где же они сейчас? – спрашивает Малин.

– Им же надо где-то жить, – говорит Зак.

– Мирович направлялся в Таиланд. Может быть, ему что-то известно, о чем он нам не рассказывает?

– У него нет оснований лгать. Мы – его единственная надежда.

– Разослать данные в международный розыск? – спрашивает Конни Нюгрен.

– Да, – отвечает Малин. – Шансов мало, но вдруг это что-то даст…

– А Юсефу Куртзону и Юсефине не угрожает опасность? – интересуется Конни Нюгрен.

– Не думаю; братья ничего не выиграют, убрав их сейчас, – задумчиво произносит Малин. – К тому же, когда Мирович за решеткой, у них нет длинной руки, которую можно использовать для таких целей.

– Ну, и как ты думаешь, что нам делать? – спрашивает Зак, и Конни тоже смотрит на Малин, словно оба ожидают от нее какого-то гениального следующего хода.

– Мы можем устроить обыск в их квартирах на Страндвеген? Ведь у нас для этого достаточно оснований?

– У меня есть связи в прокуратуре, – говорит Конни Нюгрен. – Я устрою разрешение на обыск.

Он достает свой телефон и тут же звонит, и Малин думает, что она ему симпатизирует, – он не откладывает дело в долгий ящик. Минуту спустя Конни Нюгрен заканчивает разговор.

– Все улажено.

– Браво! – восклицает Малин, и Зак кивает:

– Круто!

Малин встает.

– Пора ускорить темпы, – говорит она и чувствует, что в организме бушует следовательский адреналин. По дороге к выходу она бросает взгляд на настенные часы. Те показывают четверть девятого – на улице уже почти совсем темно.

– Оружие у вас с собой? – спрашивает Нюгрен.

Малин и Зак распахивают пиджаки, показывая пистолеты в наплечных кобурах.

– Они могут понадобиться, а я достану защитные жилеты.

Конни Нюгрен снова улыбается – у него выходит кривая улыбочка, напоминающая Вальдемара Экенберга.

«Так ты тоже любишь применять насилие?» – думает Малин, одновременно понимая, что сама готова разорвать братьев на мелкие куски.

* * *

Малин прислоняется лбом к боковому стеклу, закрывает глаза и думает о своем брате – так ей хочется повидать его; он уже стал реальностью в ее душе, живет в ее сердце как еще один повод продолжать борьбу.

«Какая разница, даже если он и не сможет понять, кто я такая? Не научится меня узнавать…»

За рулем Конни Нюгрен.

– Знаешь, Малин, а ведь я помню тебя еще с тех времен, когда ты училась в полицейской академии. Но не уверен, что ты меня запомнила. Или запомнила?