Произведение это не было так широко распространено, как Сказание о Мамаевом побоище, и не имело такой сложной литературной истории, как Летописная повесть о побоище на Дону, но зато оно отмечено было яркой и неизгладимой печатью подражания великому творению древнерусской поэзии — Слову о полку Игореве.

Несомненный факт подражания Задонщины Слову известен давно, но до сих пор еще недостаточно изучен. А между тем он имеет очень важное историко-литературное значение. Факт подражания Задонщины Слову — это наглядное и красноречивое свидетельство не только подлинности Слова о полку Игореве как произведения XII в., но и той творческой энергии, какая была в него вложена и благодаря которой оно оказалось жизнеспособным и действенным.

Обращение Софония рязанца к великому памятнику русской поэзии XII в. заслуживает особого внимания: оно имеет серьезное познавательное значение и для Слова и для Задонщины. Научное освещение этого вопроса, насколько это возможно в настоящее время, является благодарной задачей, вставшей перед советскими исследователями. Ведь анализировать то, в чем и как подражал Софоний Слову, что в этом памятнике им не было воспринято, как воспринятое претворялось в его творческом воображении, что общего между Задонщиной и Словом, разделенными между собой двумя веками, в чем их идейное и художественное различие, — значит на деле приблизиться к (подлинному пониманию Слова Софония рязанца.

В нашей статье мы попытаемся ответить на эти вопросы. Но прежде припомним содержание Слова Софония рязанца по его пространной, первоначальной редакции.

Софоний рязанец начинает свое произведение вступлением, в котором обращается к братьям и друзьям, сыновьям русским с призывом возвеличить Русскую землю, провозгласить победу над Мамаем, а великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его, Владимиру Андреевичу, воздать похвалу. Тут же Софоний вступает на путь подражания Слову о полку Игореве. Он, подобно автору Слова, ставит вопрос о том, как лучше начать свое произведение. И хотя приходит к мысли, что следует «начати поведати по делом и по былинам», однако сразу же прерывает самого себя и, уносясь мыслью ко временам «первых лет», вспоминает образ вещего Бояна, искусного гусляра в Киеве, который возлагал свои персты на живые струны и пел славу русским князьям. Далее перечисляются эти князья, но перечень их только в последнем случае совпадает со Словом о полку Игореве, а в двух первых не совпадает; а именно: первую славу Боян пел великому князю киевскому Игорю Рюриковичу, вторую — великому князю Владимиру Святославичу, а третью — великому князю Ярославу Владимировичу. По примеру Бояна автор выражает намерение восхвалить песнями и под гусли буйными словами великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, так как проявили они мужество и волю в борьбе за землю Русскую и за веру христианскую.

Завершив вступление прозаическим упоминанием о том, что со времени битвы на реке Калке до Мамаева побоища прошло 160 лет, автор приступает к самому произведению, первая часть которого посвящена описанию сборов в поход и зловещих предзнаменований.

Применяя художественную манеру Слова о полку Игореве, он то изображает приготовления к походу, то вводит лирические обращения к символам воспевания, какими являются для него не только соловей, но и жаворонок. Так, изобразив, как Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич, поострив сердца свои мужеством, наполнились ратного духа и устроили у себя храбрые полки, он прерывает эту картину обращением к жаворонку, переосмысляя таким образом старинное обращение к Бояну-соловью. Призывая жаворонка воспеть славу великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его, князю Владимиру Андреевичу, Софоний по-своему переделывает образцы бояновских запевов. Первый запев он передает так: «Ци буря соколи зонесет из земли Залеския в поле Половецкое» (Буря ли занесет соколов из земли Залесской в поле Половецкое); а второй видоизменяет в применении к Московскому княжеству: «На Москве кони ръжут, звенит слава руская по всей земли Руской. Трубы трубят на Коломне, в бубны бьют в Серпохове, стоят стязи у Дону у великого на брези».

Если в Слове о полку Игореве вслед за бояновскими запевами кратко описывается встреча Игоря с Всеволодом, а затем сразу говорится о выступлении Игоря в поход, то в Задонщине приготовления к походу являются более сложными и расчленяются на ряд моментов: а) порыв новгородцев принять участие в походе; б) приезд всех русских князей к великому князю; в) приезд литовских князей Ольгердовичей.

Изображение бесплодного порыва новгородцев, которому нет соответствия в Слове о полку Игореве, следует за вторым запевом в бояновском стиле и сочетается с ним посредством звукового образа — звона новгородских вечевых колоколов. После упоминания о ржании коней в Москве, о звоне славы по всей земле Русской, о звуках труб в Коломне и бубнов в Серпухове читаем: «Звонят колоколы вечныа в великом Новегороде, стоят мужи новгородцы у святой Софеи, а рькучи: «Уже нам, братие, на пособие великому князю Дмитрию Ивановичу не поспеть» (Звонят колокола вечевые в великом Новгороде, стоят мужи новгородцы у святой Софии, приговаривая: «Уже нам, братья, на помощь великому князю Дмитрию Ивановичу не поспеть»).

Далее в образе слета орлов со всей Северной страны рисуется приезд всех русских князей к великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его Владимиру Андреевичу. Они обращаются с речью к великому князю, в которой указывают, что наступление татар уже началось, и выражают готовность выступить за Дон и пролить свою кровь за землю Русскую и за веру христианскую. Великий князь кратко, но уверенно отвечает им, что он со всеми русскими князьями составляет «гнездо» великого киевского князя Владимира, т. е. его потомство, которое не в обиде было «по рожению ни соколу, ни кречету, ни черному ворону, ни поганому Мамаю».

Сборы в поход завершаются изображением литовских князей Ольгердовичей. Обращаясь к соловью с призывом воспеть двух братьев литовских, князей Андрея и Дмитрия Ольгердовичей, а также Дмитрия Волынского, Софоний дает им характеристику, восходящую к величанию курян в Слове о полку Игореве: «Те бо суть сынове храбрии, кречати в ратном времени, ведоми полководцы, под трубами и под шеломы возлелияны, конець копия вскормлены в Литовской земли» (Они ведь сыновья храбрые, кречеты в ратное время, известные полководцы, под трубами и под шлемами взлелеянные, концом копья вскормленные в Литовской земле). Следующий дальше разговор Андрея и Дмитрия Ольгердовичей ставит своей целью показать их боевую готовность и воинский дух. Андрей Ольгердович, обращаясь к брату, напоминает ему об их происхождении от великих предков и выражает намерение подобрать храбрых удальцов из панов Литвы, сесть на борзых коней, посмотреть на быстрый Дон, испить шлемом из Дона и испытать боевое оружие, мечи литовские о шлемы татарские, сулицы немецкие о байданы