Хрущев приехал в Кунцево и сообщил охранникам, что скоро прибудут доктора.

Полковник Туков позвонил Вячеславу Молотову, Анастасу Микояну и Климу Ворошилову и сообщил о том, что у Хозяина случился удар.

– Позвоните другим членам политбюро, – сказал Молотов. – Я немедленно выезжаю.

Ворошилов после звонка из Кунцева словно преобразился. «Он стал таким энергичным, каким я помнила его в самых опасных ситуациях во время Гражданской и Великой Отечественной войн, – написала его супруга в неопубликованных дневниках. – Я догадывалась, что надвигается беда. Я громко расплакалась и спросила его: „Что случилось?“ Он обнял меня и ответил: „Не бойся“!»

Ворошилов присоединился к Кагановичу, Молотову и Микояну, которые уже собрались у постели больного. Молотов, конечно, обратил внимание на то, что сейчас всем заправлял Берия.

Сталин открыл глаза, когда в комнату вошел Каганович. Он оглядел одного за другим соратников, после чего опять сомкнул глаза. Молотов и Каганович были очень расстроены. По их щекам катились слезы.

– Товарищ Сталин, мы здесь, ваши верные друзья и товарищи, – обратился к вождю первый советский маршал. Его голос дрожал от едва сдерживаемых рыданий. – Как ты себя чувствуешь, дорогой друг?

Лицо Сталина исказилось. Он пошевелился, но так и не пришел в сознание.

Хрущев тоже был очень расстроен. Никита Сергеевич смотался домой помыться и вернулся в Кунцево.

В семь часов утра 2 марта в Кунцево наконец приехали врачи. Консилиум возглавлял профессор Лукомский. Ни одному из них раньше не приходилось лечить вождя. Их провели к больному. В просторной столовой пахло мочой. Врачи страшно нервничали. Ведь им предстояло осматривать самого Сталина. Зная об арестах и пытках своих коллег, они догадывались, что это может произойти и с ними.

Сначала стоматолог вынул у Сталина зубные протезы. Он был так напуган, что уронил их на пол. Затем Лукомский попытался снять со Сталина пижаму и рубашку, чтобы измерить давление. «У них так сильно дрожали руки, что они не могли даже снять с него рубашку», – рассказывал Лозгачев. Лукомский боялся прикоснуться к Сталину и долго не мог найти у него пульс.

– Крепче держите его руку! – рявкнул на профессора Лаврентий Берия.

В конце концов одежду решили разрезать ножницами.

Врачи приступили к осмотру больного. Он лежал на спине. Голова повернута налево, глаза закрыты, на лице – умеренная гиперемия. Пульс – 78; сердцебиение – слабое; давление 190 на 110. Правая сторона тела парализована, но левые конечности временами вздрагивали. Лоб холодный.

В рот Сталина влили стакан 10-процентного раствора сульфата магния. Невропатолог, терапевт и медсестра стояли рядом наготове.

После осмотра врачи начали расспрашивать охранников. Чекисты сейчас тоже страшно боялись. «Мы думали, что нас затолкают в машину – и до свидания, нам конец», – рассказывал Лозгачев.

У Сталина случился инсульт с кровоизлиянием в мозг. Состояние пациента было крайне тяжелым. Никаких сомнений в его недееспособности, даже если вождь останется жив, не оставалось.

Охранники отошли от дивана и слились с мебелью. Профессора почти ничего больше не могли сделать. Они порекомендовали больному абсолютный покой и решили оставить его на диване. Что же касается собственно лечения, то Сталину поставили за уши по восемь пиявок с каждой стороны и положили на голову холодный компресс. В тот день врачи велели кормить пациента только жидкой пищей с чайной ложечки, чтобы он не подавился.

В столовую прикатили баллоны с кислородом.

Врачи вкололи Сталину камфару и взяли на анализ мочу.

Пациент пошевелился и попытался накрыться.

У Светланы Сталиной предыдущим вечером был день рождения. Ее вызвали с урока французского.

– Вас просит приехать в Кунцево Маленков, – сказали ей.

Когда она вышла из машины, Хрущев и Булганин со слезами в глазах обняли ее.

– Берия и Маленков тебе все расскажут, – предупредили они.

И снова стало предельно ясно, кто сейчас главный.

Светлану ошеломили шум и суматоха, которые царили на всегда тихой даче. Она обратила внимание на то, что все врачи – незнакомые. Светлана подошла к дивану и поцеловала отца. Только сейчас она поняла, как сильно его любит.

В Кунцево вызвали и Василия Сталина. Василий так боялся отца, что решил: его вызывают по работе. Он приехал на дачу с воздушными картами. Прошло совсем немного времени, и Василий Иосифович был уже пьян. Следующие два дня он, шатаясь, врывался в комнату, где лежал больной Сталин, и кричал:

– Сволочи, вы загубили отца!

Светлане было стыдно за поведение брата. Партийные руководители хотели увезти Василия, Ворошилов отвел его в сторону и попытался успокоить:

– Мы делаем все, чтобы твой отец остался жив.

Берия перестал скрывать свою ненависть к вождю. Но каждый раз, когда веки Хозяина вздрагивали или когда у него открывались глаза, Лаврентий Павлович бледнел. Он боялся, что Сталин может прийти в себя. Берия бросался на колени и целовал руку вождю, как восточный визирь у постели больного султана.

Остальные члены политбюро оплакивали Сталина, своего старого друга и товарища. Пусть он и наделал много ошибок, но он все равно оставался историческим титаном и верховным понтификом международного коммунистического движения. Соратники горевали и одновременно с облегчением вздыхали, что он умирает.

20 миллионов человек погибли, еще 28 миллионов были депортированы. 18 миллионов из них работали в ГУЛАГе и мало чем отличались от рабов и тем не менее продолжали верить в идеалы коммунизма.

В 22.40 все старое политбюро собралось в Маленьком уголке, чтобы выработать план действий. Место Сталина было пустым.

В кабинет ввели испуганных врачей: профессора Куперина, нового главврача кремлевской больницы, и профессора Ткачева. Доклад длился десять минут. Наступило молчание. Дрожавший от страха Куперин еще больше испугался.

Наконец Лаврентий Берия разрешил медикам уйти.

– Вы отвечаете за жизнь товарища Сталина! – угрожающе сказал он им на прощание. – Надеюсь, вы понимаете это? Вы должны сделать все возможное и невозможное, чтобы спасти жизнь товарища Сталина!

Профессор Куперин вздрогнул и вышел из кабинета.

Георгий Маленков, как всегда действовавший в паре с Берией, зачитал указ. Члены политбюро должны парами дежурить по двадцать четыре часа у постели больного. Молотова и Микояна в список дежурных не включили.

Лаврентий Берия приказал Микояну оставаться в Кремле и руководить страной. После этого Маленков с Берией уехали в Кунцево, где потребовали у врачей прогноз. Куперин показал схему кровообращения.

– Видите, вот здесь, в сосуде, возник тромб, – начал читать он лекцию членам политбюро. – Он размером с пятикопеечную монету. Товарищ Сталин остался бы жив, если бы тромб удалось вовремя удалить!