— Прошу прощения, мистер Седжвик…

— Хватит извинений, ты маленькая мерзкая…

— Мистер Седжвик, я не репортер! — отчеканила Мейси, вытянувшись во весь рост и глядя ему прямо в глаза.

Мужчина потоптался на месте, опустил взгляд, потер подбородок, потом снова посмотрел на Мейси. Его плечи, напряженно поднятые почти до самых ушей, теперь поникли, и он выглядел подавленным и разбитым. Совершенно изможденным.

— Извините. Прошу, простите меня. Я только хочу, чтобы меня оставили в покое, — произнес он, закрывая дверь.

— Но прошу вас… Мне нужно с вами поговорить, — сказала Мейси, тут же мысленно напомнив себе, что убить Филиппу мог и собственный муж. Хотя она сомневалась, что такой способен на убийство, и все же нужно было действовать осторожно.

— Выкладывайте скорее, что вам нужно. Хотя вряд ли я смогу вам помочь. Я и сам себе уже не помощник.

— Меня зовут Мейси Доббс, — представилась она и, не отрывая взгляда от Седжвика, достала из внутреннего кармашка портфеля визитную карточку и протянула ему: — Я частный детектив и предполагаю, что убийство вашей жены связано с делом, над которым я сейчас работаю.

Несколько секунд лицо мужчины выражало молчаливое недоверие: разомкнутые губы застыли, глаза перестали моргать. И тут Седжвик разразился истерическим хохотом. Он все смеялся и смеялся, согнувшись, не поднимая головы и уперев руки в колени. Видимо, он уже пересек тонкую грань между радостью и скорбью. Человек, недавно потерявший жену, явно переживал тяжелый кризис. Мейси заметила, что с порога дома напротив на них кто-то уставился. Но, едва обернувшись к Седжвику, поняла, что тот плачет. Она спешно помогла ему вернуться в дом и захлопнула дверь.

Мейси включила в прихожей свет и, все еще поддерживая Седжвика за руку, повела дальше на кухню. Она всегда считала кухню теплым и уютным местом, но едва зажегся свет, сердце ее дрогнуло. Усадив Седжвика на стул, она раздвинула занавески, отперла и распахнула дверь в сад и, обернувшись, окинула взглядом сваленную в раковину груду грязных чашек, кастрюль и тарелок. В остатках недопитого бренди в хрустальных бокалах — вероятно, подаренных еще молодоженам на свадьбу — плавали окурки.

— Ой, простите, простите, вы, наверно, подумали, что я…

— Ничего я не подумала, мистер Седжвик. Вы же такое пережили.

— Скажите еще раз, кто вы и зачем пришли.

Мейси снова представилась и объяснила, что явилась в дом первой, по мнению следствия, жертвы «жестокого бескровного убийцы», прозванного так за манеру сначала использовать яд, а лишь затем нож.

— Не знаю, чем вам помочь. Полиция допрашивала меня часами, буквально часами. С тех пор как убили жену, не прошло ни секунды, чтобы я не задавался вопросами, кто и зачем это сделал. И представляете, некоторое время полиция подозревала меня. А может, до сих пор подозревает.

— Они обязаны проверить все версии, мистер Седжвик.

— Ну да, конечно, обычная полицейская практика.

Седжвик потер шею, и Мейси услышала хруст суставов.

— Вы поможете мне? — спросила она.

— Да, да, — ответил Седжвик со вздохом. — Если вы готовы отплатить услугой за услугу, я постараюсь ответить на ваши вопросы.

Мейси улыбнулась, снова ощутив себя медсестрой, как много лет назад. Она потянулась и сжала руку Седжвика:

— Благодарю вас, мистер Седжвик.

Он словно колебался, но потом заговорил:

— Мисс Доббс, вы не против называть меня по имени? Понимаю, это бестактно… и я пойму ваш отказ, но… уже несколько недель ко мне обращаются только по фамилии. Соседи меня сторонятся, а на работе дали отпуск, пока убийца… — он как будто снова собирался скрючиться от хохота, — пока не закроют дело. Меня зовут Джон. И У меня отняли жену.

Они перешли в гостиную. Мейси смотрела, как Джон Седжвик опустился в кресло у камина. Она чуть раздвинула шторы, чтобы впустить немного солнечного света, поскольку не хотела испугать Седжвика: солнечные лучи могли показаться ему пронзающими глаза иглами. В комнате было не убрано: стопка нечитаных газет, кучка окурков в пепельнице, слой пыли на каминной полке. Холодная каминная решетка, присыпанная золой, придавала комнате неуютный вид. Словно пытаясь свернуться клубком и закрыться от тягостных переживаний, Седжвик сел на край кресла и сгорбился, обхватив себя руками. Мейси вздрогнула, вдруг вспомнив слова Мориса, с которых началось ее обучение: «Наблюдай за телом, Мейси, следи за тем, как поза отражает состояние души». Джон Седжвик весь сжался, словно силясь не развалиться на части.

Мейси подождала, пока их не окутала тишина. Пока что она села поудобнее, выбросила из головы лишние мысли и стала смотреть, как между ней и мужчиной напротив выстраивался воображаемый мост. Она представила, как из центра ее лба заструился свет, ослепительная нить потянулась к объекту и опутала его теплым сиянием. Человек, пожелавший, чтобы к нему обращались по имени, медленно расслабил плечи и, опустив руки, откинулся в кресле.

Мейси знала, что лучше не подрывать доверие Джона, забрасывая его вопросами, которые наверняка уже задавала полиция.

— Джон, не расскажете о своей супруге? — негромко спросила Мейси.

Седжвик вздохнул и резко рассмеялся.

— Знаете, мисс Доббс, вы первая, кто задал мне этот вопрос в такой форме. Полицейские куда грубее.

Мейси наклонила голову, но молчала, вынуждая собеседника продолжить.

— Она была такой милой, мисс Доббс. Милой девчушкой. Смешно, я все время думаю о ней как о девочке. Она была совсем невысокая, не такая, как вы. Нет, Пиппин — так я ее звал, Пиппин.

Седжвик закрыл глаза и зажмурился, силясь сдержать катившиеся из глаз слезы. Успокоившись, он продолжил:

— Филиппа была совсем худенькой, такой хрупкой. И хоть я знал, что она уже давно не девочка, но все равно для меня она оставалась девочкой. Мы поженились в 1920-м. Познакомились в доме моих родителей, представляете? Она пришла в гости со своей овдовевшей матерью знавшей мою матушку то ли по Женскому институту, то ли по Цветочному комитету.

Седжвик смотрел на сад, словно ожидая, что в любой момент по дорожке перед домом может пройти его покойная жена. Мейси знала, что он вызвал в памяти воображаемый образ Филиппы. И перед ее мысленным взором возник силуэт девушки в легком бледно-зеленом платье, которая, спрятав нежные руки в зеленые хлопковые перчатки, подрезала розы всевозможных цветов и складывала распустившиеся бутоны в корзинку у ног. Затем она подняла глаза, услышав шаги мужа: он отворил калитку и приблизился к ней.

— Думаю, на самом деле нашу встречу организовали матушки. — Седжвик натянуто улыбнулся своим воспоминаниям. — И мы прекрасно поладили. Поначалу она робела — видимо, еще не пришла в себя после войны, — но вскоре оживилась. Говорили, все благодаря любви.

Мейси отметила про себя, что надо бы не забыть получше разобраться в причинах беспокойства Филиппы. А пока хотела, чтобы Джон чувствовал себя раскованно и доверился ей, и потому не перебивала.