Пристроившись к своему звену, я с удовлетворением заметил, что все самолеты на месте, а вот второму звену не хватало одного борта, кого, пока не разглядеть. Остаток топлива позволил нам продолжить патрулирование района, рассчитывая встретить бомбардировщики.

В одном из маневров БМВ сбросил обороты, манипуляции органами управления двигателем и даже попытка перезапуска не дали результата. Я стал жертвой банального отказа, и мне ничего не оставалось, как искать площадку для посадки. Повернув в сторону аэродрома, я выбрал подходящее поле, идущее вдоль Вислы, и жестко грохнул туда машину. Я поджал ноги и схватился за обвод фонаря. При посадке самолет рано потерял скорость, плюхнувшись на брюхо, он зацепился за кочку и сделал попытку скапотировать. Меня страшно тряхнуло на ремнях, но не ударило о приборную доску или ручку. Натерпевшись страху, я выполз из самолета, который был невосстановимо поврежден, снял комбинезон и с трудом пошел к воде. Сильно болел позвоночник, видимо поврежденный в районе поясницы, от ремней плечи опухли, но я был жив. Вода вернула мне силы, смыв пот и грязь. Я вновь оделся, забрал все ценное и с трудом пошел по направлению к ближайшему населенному пункту, где должны были находиться наши части.

К вечеру я вернулся в Пястув. Доктор, осмотрев поясницу, отправил меня на снимок. Позвоночник был цел, но слегка смещен, врач высказал предположении о трещине в суставном отростке поясницы, и прописал покой, тем более, что свободных самолетов больше не было, в последнем бою были потеряны два Фокке-Вульфа, включая мой, и один летчик.

Через несколько дней боль прошла, матчастью нас выручила четвертая группа «Грюнхерц» прибывшая в Польшу с новыми Фв-190А-8, в том числе и для нашей эскадрильи.

Пытаясь проанализировать собственные ошибки последних вылетов, я пришел к неутешительному для себя выводу. не боясь гибели, я подсознательно так боюсь попасть в плен, что, осуществляя вылеты за линию фронта, я теряю ориентировку и стремлюсь как можно быстрее вернуться на аэродром. Только над территорией, контролируемой вермахтом, я веду себя уверенно – выходит пора переходить в ПВО Рейха.

Нас все реже используют по назначению в качестве бомбардировщиков, а, учитывая неплохую дальность машин, чаще бросают закрывать дыры в растянутом фронте как истребителей прикрытия. Обед вышел быстрым, успев за двадцать минут поглотить сосиски с фасолью, наша группа поспешила к самолетам – новеньким Фокке-Вульфам, пригнанным из тыла.

В 14.30 восемью самолетами пошли по направлению на Долину, защищать дороги от русских охотников. 1-я танковая армия отходит на запад в Венгерскую равнину. Нужно прикрыть дорогу от бомбардировщиков. Пара истребителей уже пыталась сделать это чуть раньше, но, сбив двух «иванов», сама пала жертвой превосходящих сил.

Бомбардировщики обнаружили почти сразу, это были двухмоторные фургоны, идущие на высоте три тысячи метров под прикрытием большого числа истребителей, последние бросились на нас, пытаясь сковать боем, и на какое-то время им это удалось.

Я зашел в хвост «ивану», пристрелочной очередью мне удалось повредить его самолет, и я точно был уверен, что он станет моей добычей. Русский начал горку, следуя за шлейфом, оставляемым его самолетом, я потянул вверх и уже готовился прокричать победное «абшусс»! Внезапно его самолет вспыхнул и взорвался, разлетаясь на фрагменты планера и мотора. Взорвался боекомплект или топливо, как-то неожиданно, но в любом случае это победа моя.

Расправившись с истребителями, мы отправились вдогон за бомбардировщиками, уже повернувшими назад. Успели они нанести удар по дороге с нашими отступающими танками или нет?

Проскочив мимо одного, так и не успев открыть огонь, я развернулся, и начал преследование. Рассчитывая, что пушки сразу сделают свое дело, и, не желая попадать под огонь стрелка, я открыл огонь с дальней дистанции, но быстрой победы не получилось. Тогда я дал полный «газ», расстояние быстро сокращалось, бомбардировщик открыл жиденький оборонительный огонь, не способный отвратить атаку моей хорошо бронированной птички.

– Хорошо, что передо мной не «крепость ами» – подумал я, подойдя к бомбардировщику в упор.

Я нажал на гашетки, приготовившись к победному финалу, в тот момент, когда двухмоторная машина начала неожиданный маневр с целью дать мне проскочить мимо. Резко дернув в сторону, я не успел избежать столкновения, задев хвост противника левой плоскостью. Мне стало не до судьбы русских, Фокке-Вульф отбросило в сторону, потерявший скорость самолет затрясся, сваливаясь в левый штопор. Я пытался остановить вращение, но педалей и руля высоты не хватало, я совсем убирал или максимально давал «газ», но самолет, отказываясь слушаться, терял высоту, а главное – он совершенно не реагировал на дачу элеронов «по штопору». Приняв решение, я решил оставить самолет, совершивший свой первый и точно – последний боевой вылет и, сбросив фонарь, прыгнул в бездну. Парашют не подвел, приземлившись у своих, только на земле, я оценил трагикомичность произошедшего. в двух последних вылетах я потерял два самолета. Довершением разочарования стал просмотр пленки с самолета ведущего, это он, выскочив сверху, добил русский истребитель, победу записали на его счет, что же. он идет на Рыцарский крест. Удивительно, но русский бомбардировщик, который должен был развалиться после столкновения, продолжил ковылять в сторону дома и также был сбит ведущим. Посыпаю голову пеплом! Одержав восемь побед, наша восьмерка потеряла четыре самолета, хорошо, что хоть все летчики, подобно мне, остались живы.

Лето выдалось жарким во всех отношениях, к погодному зною добавилось русское наступление в Белоруссии и Польше. Потеряв в последних двух вылетах два ФВ-190, я на два месяца остался без самолета. В начале осени нашу эскадрилью отвели в тыл на заводской аэродром концерна Хеншель – Берлин-Шенефельд. База прекрасная – три восемьсот метровых полосы, ангары и капитальные помещения для персонала. Как элита мы не испытываем особых проблем с продуктовым снабжением. Рядом Берлин, в котором еще работают ресторанчики и находятся множество чуточку голодных в прямом и переносном отношении женщин, наших женщин готовых почти на все. Становится стыдно, что мы не можем их защитить от постоянных налетов бомбардировщиков.

После нескольких лет военных скитания по чужбине мы дома в глубине Германии, но от этого не становится радостно. Ничего, кроме тяжелых потерь и утрат, да еще многочисленных аэродромов, отчетливо не вспоминается, даже плен, как страшное и отвратительное чудовище память старательно вычеркивает из своих записей. Эскадрилья доукомплектована истребителями, теперь нам есть на чем летать. Нам – это небольшой группе уцелевших опытных пилотов-бомбардировщиков, волей командования и тактической необходимостью ставших истребителями. Нашу эскадрилью укомплектовали самолетами, теперь за мной числятся сразу два ФВ-190А. Скоро может начаться нехватка топлива, надеюсь, что заводских запасов все-таки хватит. Мы базируемся вместе с остатками второй группы 4 истребительной эскадры, эксплуатирующей такие же Фокке-Вульфы. Что нам предстоит. воздушная оборона Рейха от британо-американских бомбардировщиков или атаки плацдармов советов. С чем бы мы ни столкнулись, в голове крутятся только одни удручающие мысли, похожие на слова старинной песни.