– На это место завтра кладут другого. Здесь конвейер.

– Как везде, – отозвалась Татьяна. – Один умирает, другой рождается. Свято место пусто не бывает.

– Бывает, – серьезно сказал Миша. Посмотрел на Татьяну.

Она испугалась, что он сделает ей предложение. Но Миша поднялся.

– Вы куда?

– Я боюсь еще одной депрессии. Я должен окрепнуть. Во мне должно сформироваться состояние покоя.

Миша ушел, как сбежал.

От вина у Татьяны кружилась голова. По стене напротив полз таракан, уцелевший от порошка. Он еле волочил ноги, но полз.

«Как я», – подумала Татьяна.

* * *

В соседней палате лежали две Гали: большая и маленькая. Обе пьющие. Галя-маленькая умирала от рака. К суставам эта болезнь отношения не имела, но Галя когда-то работала в диспансере, и главный врач взял ее из сострадания. Здесь она получала препараты, снимающие боль.

Галя-маленькая много спала и лежала лицом к стене. Но когда оживлялась, неизменно хотела выпить.

Галя-большая ходила на двух костылях. У нее не работали колени. Рентген показывал, что хрящи спаялись и ничего сделать нельзя. Но Галя-большая была уверена, что если дать ей наркоз, а потом силой согнуть и силой разогнуть, то можно поправить ситуацию. Это не бред. Есть такая методика: силой сломать спаявшийся конгломерат. Но врачи не решались.

Галя-большая была преувеличенно вежливой. Это – вежливость инвалида, зависимого человека. Иногда она уставала от вежливости и становилась хамкой. Увидев Татьяну впервые, Галя искренне удивилась:

– А ты что тут делаешь?

Гале казалось, что чемпионы, даже бывшие, – это особые люди и ног не ломают. Потом сообразила, что чемпионы – богатые люди.

– Есть выпить? – деловито спросила Галя-большая.

– Откуда? – удивилась Татьяна.

– От верблюда. Возле метро продают. Сбегай купи.

Был вечер. Татьяне обмотали ногу спиртовым компрессом, и выходить на улицу было нельзя.

– Я не могу, – сказала Татьяна.

– Ты зажралась! – объявила Галя-большая. – Не понимаешь наших страданий. Сходи!

– Сходи! – подхватила со своего места Галя-маленькая. – Хочешь, я пойду с тобой?

Она вскочила с кровати – растрепанная, худенькая. Рубашка сползла с плеча, обнажилась грудь, и Татьяна увидела рак. Это была шишка величиной с картофелину, обтянутая нежной розовой кожей.

– Я пойду с тобой, а ты меня подержи. Хорошо?

Истовое желание перехлестывало возможности.

Татьяна вышла из палаты. Возле двери стоял солдат Рома – безумно молодой, почти подросток.

Татьяна не понимала, зачем здесь нужна охрана, но охрана была.

– Рома, будь добр, сбегай за бутылкой, – попросила Татьяна.

– Не имею права. Я при исполнении, – отказался Рома.

Татьяна протянула деньги.

– Купи две бутылки. Одну мне, другую себе. Сдача твоя.

Рома быстро сообразил и исчез. Как ветром сдуло. И так же быстро появился. Ноги у него были длинные, сердце восемнадцатилетнее. Вся операция заняла десять минут. Не больше.

Татьяна с бутылкой вошла к Галям. Она ожидала, что Гали обрадуются, но обе отреагировали по-деловому. Подставили чашки.

Татьяна понимала, что она нарушает больничные правила. Но правила годятся не каждому. У этих Галь нет другой радости, кроме водки. И не будет. А радость нужна. Татьяна наливала, держа бутылку вертикально, чтобы жидкость падала скорее.

Когда чашки были наполнены, Галя-большая подставила чайник для заварки, приказала:

– Лей сюда!

Татьяна налила в чайник.

– Бутылку выбрось! – руководила Галя-большая.

– Хорошо, – согласилась Татьяна.

– А себе? – встревожилась Галя-маленькая.

– Я не пью.

– Нет. Мы так не согласны.

Они хотели праздника, а не попойки.

Татьяна принесла из своей палаты свою чашку. Ей плеснули из чайника.

– Будем, – сказала Галя-большая.

– Будем, – поддержала Галя-маленькая.

И они тут же начали пить – жадно, как будто жаждали.

«Бедные люди… – подумала Татьяна. – Живьем горят в аду…»

Считается, что ад – ТАМ, на том свете. А там ничего нет скорее всего. Все здесь, на земле. Они втроем сидят в аду и пьют водку.

Перед выпиской Татьяне сделали контрольный снимок. Ей казалось, что шесть недель нечеловеческих усилий могут сдвинуть горы, не то что кости. Но кости остались равнодушны к усилиям. Как срослись, так и стояли.

– Что же теперь делать? – Татьяна беспомощно посмотрела на врача.

Врач медлила с ответом. У врачей развита солидарность, и они друг друга не закладывают. Каждый человек может ошибиться, но ошибка художника оборачивается плохой картиной, а ошибка врача – испорченной жизнью.

Татьяна ждала.

– Надо было сразу делать операцию, – сказала врач. – А сейчас время упущено.

– И что теперь?

– Болезненность и тугоподвижность.

– Хромота? – расшифровала Татьяна.

– Не только. Когда из строя выходит сустав, за ним следует другой. Меняется нагрузка на позвоночник. В организме все взаимосвязано.

Татьяна вдруг вспомнила, как в детстве они дразнили хромого соседа: «Рупь, пять, где взять, надо заработать»… Ритм дразнилки имитировал ритм хромой походки.

Татьяна вернулась в палату и позвонила подольскому врачу. Спросила, не здороваясь:

– Вы видели, что у меня вилка разошлась?

– Видел, – ответил врач, как будто ждал звонка.

– Я подам на вас в суд. Вы ответите.

– Я отвечу, что у нас нет медицинского оборудования. Знаете, где мы заказываем болты-стяжки? На заводе. После такой операции у вас был бы остеомиелит.

– Что это? – хмуро спросила Татьяна.

– Инфекция. Гной. Сустав бы спаялся, и привет. А так вы хотя бы ходите.

– А почему нет болтов? – не поняла Татьяна.

– Ничего нет. Экономика рухнула. А медицина – часть экономики. Все взаимосвязано…

Теперь понятно. Страна стояла 70 лет и рухнула, как гнилое строение. Поднялся столб пыли. Татьяна – одна из пылинок. Пылинка перестройки.

– А что делать? – растерялась Татьяна.

– Ничего не делать, – просто сказал врач. – У каждого человека что-то болит. У одних печень, у других мочевой пузырь, а у вас нога.

Судьба стояла в стороне и улыбалась нагло.