— Полет лошади? — подняла брови Акнир.

— Один идиот — князь Рюмский — насмехался над страстью Дусина ко мне, — не без гордости поведала Даша. — Мне Дусин после все рассказал… Они были у мадам на вечеринке а-ля театр Кабуки, и князь сказал: «Держу пари, что завладею вашей Коко за один вечер!» Самое обидное, у него почти получилось! Может, не совсем, но почти. Мадам так сладко напела мне… вот уж профессионалка-паскуда, не даром свои тыщи гребет. И самое-самое-самое обидное, она права — я вообще не владею фру-фру. И заклятиями почти никакими не владею… потому что ленивая. Научи меня хоть чему-нибудь. Например, «Забудь». Это сложно? Давай для начала все самое необходимое. «Забудь», «Радуница», «Привет». Хоть что-то… давай я у Пепиты бороду уберу, например.

— Не вздумай, у нее, похоже, только личная жизнь наладилась, — осклабилась веда.

И обе «сестры» с облегчением рассмеялись, вырываясь из тьмы собственных мыслей, подозрений, страхов и ссор.

Кенар клоунессы снова запел — непривычно, отчаянно-резко, точно осуждая их чересчур беззаботный смех.

— Так вы не знаете, что Дусин убит? — сказала Пепита, разом стирая улыбку с лица старшей мамзель. — Утром его подстрелили… на дуэли.

— Князь? — вздрогнула Даша.

Клоунесса кивнула и, всхлипнув, подтерла одновременно слезу и протекающий нос.

А Землепотрясная Даша почувствовала, как проваливается в темный и липкий Провал.

Все сошлось в один миг.

Удушливый, головокружительный сон был вещим!.. Пусть и метафорическим. Пусть ее естество не могло затянуть влюбленных мужчин в ад — в мир иной, оно убивало их.

Она всей своей кожей вспомнила горячее, невысокое крепкое тело поручика, кружившего ее в объятиях, летевшего с ней вчера верхом на гнедой лошади, жарко шепчущего свои щекотноусые признания ей в правое ухо… и запоздало отпрянула от него, отшатнулась.

Слишком поздно — он мертв… уже мертв… и погиб из-за нее! Убит на дуэли, как Лермонтов!

«…піхва, що нас породила на світ…»

Сама она, Даша, ходячая пихатая пихва!

Ей захотелось ударить себя по щекам, бить себя по плечам — наказать свое тело, виновное в этой смерти — неправильной, нечестной, нелепой!

Чуб просительно-жалобно взглянула на Акнир.

— Прости, — сказала та. — С воскрешением — это к Маше.

— Проблема у Маши сейчас с воскрешением, — проворочала горьким языком Даша Чуб.

Она не могла прийти в себя. И не хотела туда приходить — больше не любила этот сомнительный дом своей души, своего тела, порождающего смерти.

Бедного, глупого, храброго, бесконечно влюбленного Дусина убили — и это была только ее вина!

— Ты была у Маши? — напряглась Акнир.

— И не только я, твоя мама тоже… она приходила в Башню Киевиц, — бесцветно сказала Землепотрясная Даша.

— Моя мать приходила к Маше? Мама не приходит ко мне… но она пришла к Маше?!

— Не завидуй ей — нечему. Твоя мать пришла убить ее сына. И сына Врубеля. Какие-то у нее с ним явно проблемы.

Даша достала из кармана фото Маши с ребенком… Акнир даже не стала смотреть.

— Да какие проблемы?.. — вскричала она. — Ваш Врубель всего лишь убил ее. А в остальном — все прекрасно!

— Михаил Александрович убил вашу маман? — хлопнула не протрезвевшими глазами Пепита. — О, как это прискорбно.

— Пфуй, ерундень! Как твою мать вообще можно убить, если она неубиваемая Киевица? Это был страшный сон… — Чуб осеклась.

«В своей собственно магии — в творчестве, он не слабее ее. Возможно, при определенных обстоятельствах он мог бы даже убить ее» — сказала младшая из Киевиц.

— Хоть Маша тоже считает, что Врубель мог, — помедлив, признала она.

И они даже не знают, где он и что сейчас делает? Даже Маша не знает об этом… И однажды он правда сошел с ума и стал способен на все.

— Забудь про Лондон, забудь про Джека — нашего Потрошителя зовут Михаил Александрович! — убежденно сказала Акнир. — А вместо скальпеля у него кисть, которой однажды ночью в Божьем храме он нарисовал Мадонну с когтями медведя и зубами волчицы. А кроме того, Третий Провал перебрасывает в будущее. Если бы настоящий Джек-потрошитель воспользовался нашим Провалом, то первые убийства были бы в Киеве, а не в Лондоне… У нас же они начались только на Великую Пятницу, уже после того, как Пепита дала нам газету.

— А как, pardon, у Пепиты во-още оказалась сегодняшняя лондонская газета?.. — запоздало озадачилась Даша. — Ведь газеты идут три дня, нам сторож в морге рассказывал.

Они вопросительно посмотрели на клоунессу.

— Мне дала ее Мистрисс, — сказала та. — Простите мамзелечки… я больше не могу, хочу спать.

Пепита мягко завалилась обратно в сладкую бордовую лужу вина. Словно получив новую команду, ее кенар замолчал и прикрыл глаза.

Акнир хмуровато поглядела в окно — откуда ни возьмись в Киеве объявилось осеннее солнце, раззолотившее третий день ноября.

— Такая погода хорошая… И чему только Мамки радуются? — пробормотала она недовольно.

В тот день магиня удумала для киевской публики новое развлечение. Как и многие иностранные гастролеры, она отдала дань уважения местной истории — и с утра на фанерных афишах цирка значилось:

«Мистрисс Фей Эббот представляет живые картинки из повести Николая Гоголя».

На арене был накрыт щедрый стол, в его центре высилась огромная расписная миска с горячими варениками. Подобно легендарным яствам со стола колдуна Пацюка из «Ночи под Рождество» вареники Мистрисс сами вылетали из миски, плюхались, в плошку со сметаной, вываливались в ней, отряхивались как крохотные зверюшки, и, повинуясь указательному пальцу магини, летели в рот очередному восторженному зрителю.

Публика неистовствовала:

— И мне…

— И мне вареничек…

— Мне дайте!

— Уважьте!..

— Облагодетельствуйте! — кричали отовсюду — и с галерки, и даже с балкона, заполненного золотыми эполетами и дорогими парижскими шляпками.

Зрелище пришлось киевлянам по вкусу во всех смыслах сего слова!

Вслед за варениками к избранной публике полетели кружки с квасом, затем ложки с борщом, — причем поразительные в своей точности духи умудрялись не расплескать по дороге ни капли.

Даша с любопытством ждала, что после «Ужина Пацюка» последует номер типа «Полет Вакулы на черте», но магиня вновь не пожелала продемонстрировать свою излишне близкую кровную связь с нечистой силой. Накормив благодарных дам и господ, она перешла к уже знакомому им воздушному вояжу верхом на безобидном гнутом стуле.