– Главмех, сколько мне учить тебя контролировать лодку и держать её на ровном киле?

– Шторм усиливается, – отвечал он, – поэтому я и не могу удержать лодку.

– Зельде, не вешай мне лапшу на уши. Видишь, лодка идёт устойчиво. Просто держи её на глубине 13 метров.

Через несколько минут после того, как Зельде заступил на своё место, лодка снова потеряла устойчивость. Подводники судорожно хватали открытыми ртами воздух и скользили по палубным плитам, как по льду. В отчаянии они пучили глаза и молча молили меня избавить их от этой бессмысленной пытки. Затем подлодка резко дёрнулась и обнажила над поверхностью свою надстройку, ставшую удобной целью.

Стервятники тотчас обнаружили нас.

– Импульсы радара, громкость три! – закричал оператор.

Подавив желание открыть люк и послать на мостик стрелков, я скомандовал:

– Оба дизеля – полные обороты! Открыть все воздушные клапаны. Команде – в носовой отсек, включая тебя, главмех.

Мощно загрохотали дизели, подлодка отчаянно раскачивалась. Несколько секунд, показавшихся вечностью, она оставалась на поверхности беззащитной, затем пошла под воду медленно и уверенно. Когда образовался дифферент в 40 градусов на нос, обескураженные подводники стали пробираться на свои места в кормовые отсеки, медленно передвигаясь и подталкивая друг друга. Работу дизелей взяли на себя электромоторы. «Шнер-кель» и перископ были втянуты внутрь, и лодка резко рванулась вниз. На глубине 80 метров мне удалось выровнять её. Только после этого мы осознали, что бомбардировки не было.

Через 20 минут, когда «У-953» уже шла нормальным ходом на запад, я решил проблему с главмехом раз и навсегда. Стало очевидно, что Зельде – безнадёжен. И никто не простил бы мне решения предоставить ему ещё одну возможность погубить 54 подводника. Я потребовал, чтобы главмех покинул помещение центрального поста и оставшееся время похода находился в качестве гостя в офицерской кают-компании.

Остаток ночи я провёл на центральном посту. Когда по корпусу лодки забарабанили импульсы «асдика», а наверху зашумели винты морских охотников, ведших поиск, я приказал заглушить двигатели, опустить «шнеркель» и готовиться к бомбардировке.

На столике лежала радиограмма из штаба, принятая вскоре после полуночи. С тех пор к ней никто не прикасался. Я поднёс листок с текстом к небольшой лампе и прочёл: «У-953». Проводить операции в Плимутском заливе, начиная от мыса Лизард. Следовать вдоль 200-метровой линии от побережья. Информация о новых минных полях будет передана позднее».

Приказ удивил меня по двум причинам. В октябре прошлого года штаб прекратил операции подводных лодок в Ла-Манше из-за того, что наши потери там значительно превосходили успехи. Почему они решили снова послать нас в район, который стал кладбищем немецких подлодок? И зачем эти настойчивые требования следовать вдоль 200-метровой линии? Штабу было хорошо известно о создании здесь эффективной противолодочной обороны. Наши потери были печальным свидетельством тому. Чтобы не совершать самоубийства, я решил проигнорировать последнюю часть приказа и повёл лодку установленным курсом.

«У-953» преодолела уже значительное расстояние. Я провёл лодку вдоль западной оконечности обширных минных полей к югу от Гебридских островов, уклонился от встречи с большой флотилией эсминцев близ Северного пролива, затем проскользнул в спокойные прибрежные воды Западной Ирландии, миновав знакомые маяки. Во время этого этапа нашего скрытного движения попытки штаба активизировать подводную войну в проливе Ла-Манш привели к новым потерям. «У-480» была потоплена у мыса Лэндс-Энд, «У-927» атакована самолётом и отправлена на дно у Эддистоунских скал. Это была уже 13-я лодка, потерянная в феврале.

В течение 17 дней подводного плавания я менялся в соответствии со строгим графиком дежурства со старшим механиком Бергером. Наконец «У-953» обогнула южную оконечность Ирландии у маяка на Фастнетской скале и вышла в Ла-Манш. В эти дни мы изучали коммюнике верховного командования вермахта, отчаянно пытаясь отыскать хоть слабый лучик надежды. Увы, напрасно. Трагизм обстановки усиливался по мере того, как рушились наши фронты, сдерживавшие наступление союзников. 5 марта американские войска вошли в Кёльн. Двумя днями позже они форсировали Рейн у Ремагена, и вскоре оба берега реки от Голландии до Кобленца оказались под контролем союзников. На востоке Советская Армия вторглась в Германию широким фронтом от Балтики до Силезии, вынуждая к бегству тысячи солдат и гражданских лиц. Пока мы ждали чуда, которое спасёт нашу родину, города, где жили многие подводники из нашего экипажа, были захвачены врагом. Все наши попытки начать весеннее наступление заканчивались неудачами. Как правило, устаревшие подлодки, неопытные офицеры и беспомощные экипажи гибли на дне под глубинными бомбами, подобно животным, идущим на заклание. Похоронную музыку для них воспроизводили тысячи акустических буев, славших ложные предупреждения о присутствии неприятельских эсминцев.

Этот дьявольский концерт сопровождал нас каждый день, а в морских глубинах ещё распространялось эхо от взрывов, уничтоживших «У-683», когда мы осторожно подходили ясным солнечным утром к мысу Лизард на юго-западе Англии. Шум «громыхалок» следовал за нами до внешнего рейда Фалмутской бухты, где я заметил три патрулировавших эсминца. Корабли ходили зигзагами до полудня, но нас оберегала, как щит, высокая плотность воды. Сильное течение, тащившее лодку в залив, тоже помогало скрыть наше присутствие.

Несколько дней мы крейсировали в прибрежных течениях, пытаясь обнаружить подходящие цели. Порой поверхность моря находилась всего в пяти метрах от ограждения мостика лодки, а дно – всего лишь в двух метрах от киля. Мы тайком сновали взад и вперёд между Эддистоунскими скалами и Плимутской бухтой, ожидая своего шанса. Над нами бороздили море надводные корабли, вели авиаразведку самолёты и громыхали акустические буи. Не было никакой возможности вынырнуть на поверхность для вентиляции отсеков и подзарядки батарей.

19 марта мы едва не разделили судьбу своих погибших друзей. «У-953» лежала на грунте, ожидая конца прилива, когда слабые шумы вращавшихся винтов усилились. Прежде чем мы могли сняться с грунта, рядом с нашей лодкой, затаившейся на глубине всего лишь 38 метров, оказались три эсминца. Серии взрывов боезарядов заставили лодку совершить шесть быстрых судорожных прыжков. Причём пугали не столько сами взрывы, сколько грохот, который следовал за ними. Сначала возникало впечатление, будто по корпусу лодки протащили железную цепь или сеть, затем следовал грохот, как если бы на неё сбросили огромный груз булыжников. Никто из нас никогда не слышал такого шума прежде, и это было страшное, мучительное испытание. Что означал этот скрежет и грохот? Возможно, какое-то новое изобретение, имевшее целью вывести нас из терпения. Однако я пришёл к заключению – и как выяснилось позже, правильному, – что англичане использовали новое радиолокационное средство, подобное «асдику».

Ещё не затихли громовые раскаты от первой серии взрывов, как «томми» начали вторую бомбардировку. Она рвала на части океан, сотрясала дно, колотила мощными ударами лодку, едва не разрывая наши барабанные перепонки и раскалывая корпус. Однако «У-953» стойко держалась. Импульсы «асдика» беспрерывно били по корпусу лодки, но третья бомбардировка уже гремела вдали от нас. Видимо, эсминцы наткнулись на нас случайно. Их поисковые средства не смогли показать сколько-нибудь определённые очертания корпуса лодки. Вскоре отлив унёс морских охотников в море. Их бомбардировки вслепую мы слышали ещё три часа.