Они пролетели мимо передовых позиций, плохо укрепленных, так как под рукой у солдат не было ни колючей проволоки, ни досок. Да и вообще, они мало походили на передовые позиции — просто несколько человек стоят вокруг землянки или позади чахлых кустов. Посмотреть со стороны — и не солдаты вовсе, а так, непонятно зачем редко разбросанные по просторам белого безмолвия люди. Они проводили взглядом прогрохотавшие мимо них танки и бронетранспортеры, однако даже ревущие моторами стальные монстры терялись посреди этой огромной белой пустыни.

Местность была слегка всхолмленной, однако белесое пространство скрадывало все перепады высоты. Кое-где его однообразие нарушала редкая растительность, чаще всего болотный кустарник, увы, такой чахлый, что никак не мог служить ориентиром. Однако уже на дальних подступах к городу они увидели дым, поднимающийся от пожарищ.

Бронированный клин Трибукайта вряд ли мог достичь поставленной цели. Однако чисто внешне зрелище это было устрашающим. Русские привыкли, что немецкие танки действуют методично, двигаясь под прикрытием пехоты, а не летят вперед на всех парах.

В данный же момент по заснеженной равнине, ревя моторами и взметая вслед себе облака снежной пыли, плотным клином летели, а вовсе не ползли двадцать бронированных гигантов. Со стороны они походили даже не на танки, а на торпедные катера посреди белого океана снега, что на всей скорости мчатся к только им ведомой цели. Увидев их, русские пришли в такой ужас, что не сразу сообразили, что нужно делать. Солдаты в бурых шинелях побросали оружие и обратились в бегство. Свое дело танки хоть и не без помпы, но сделали: они безжалостно давили тех, кто не успел унести ноги то ли от страха, то ли от нерасторопности, и ошметки раздавленных тел налипли на гусеницы. Вслед танкам заговорили установленные на бронетранспортерах пулеметы, изрыгая над заснеженной пустыней огненные дуги, на лету косившие неприятеля. Хотя экипажи танков и получили предупреждение расходовать боеприпасы бережно, они не смогли сдержать всплеск адреналина и тоже с азартом принялись палить по врагу. Это была настоящая бойня. Они вели огонь по позициям русских с близкого расстояния. Атака была столь стремительной, что обращенные в бегство русские бросили даже свои пулеметы. И вот теперь солдаты Трибукайта превращали в кровавое месиво эту бегущую орду, поливая огнем бронетехнику русских, что застыла в бездействии позади их передовых позиций.

Прорыв удался.

Несколько бронетранспортеров были подбиты. Броня на них была тонкой, такую несложно пробить. В отличие от других те русские пулеметчики, чьи пулеметы были установлены на флангах, не поддались панике и открыли ответный огонь. И хотя продвижение танков они этим остановить не смогли, тем не менее несколько бронетранспортеров все-таки подбили. Те как вкопанные остались стоять на месте, окруженные клубами дыма. Экипажи подбитых машин тотчас выскочили наружу и бегом бросились к танкам и целым машинам, в надежде вскарабкаться на них, прежде чем их скосит вражеская пуля. Увы, некоторым это не удалось. Они машинально продолжали вести огонь по врагу, пока их не настигала смерть — либо вражеский штык в лицо, либо выпущенная с близкого расстояния пулеметная очередь. Тех, кто не умер сразу, ждала куда более страшная участь. Несколько солдат остались внутри подбитого бронетранспортера и пытались оборонять его, словно крошечную крепость, причем на протяжении нескольких минут довольно успешно. Однако русские принялись швырять в них гранаты, и вскоре внутри стального корпуса осталась лежать груда изуродованных до неузнаваемости тел. И все-таки кое-кто остался жив. Когда русские открыли заднюю дверь и вытащили их наружу, они выместили на пленниках всю свою ярость. Они рвали их на части, давили сапогами, издевались как могли. Такова была судьба этих несчастных. Воздух оглашали душераздирающие вопли. Такие потери нес отряд Трибукайта. И все-таки основная его часть осталась цела и продолжала упорно двигаться вперед, к цитадели.

Но как найти ее, эту цитадель, посреди заснеженных развалин? Теперь они уже двигались по окраинам города, и вокруг них высились безымянные руины города, когда-то называвшегося Великими Луками. В этом лабиринте каменных глыб, обгорелых бревен, битого кирпича лишь две вещи бросались в глаза. Первая из них — это Войлочная фабрика, справа от них. Высокие трубы и многоэтажный бетонный фасад по-прежнему служили надежным ориентиром. Второй ориентир — сама цитадель, высокий земляной холм, вздымающийся над городом подобно черной опухоли. Но даже его они могли сразу не различить издалека. Не знай Трибукайт, что цитадель расположена в западной части города, его отряд вполне мог бы заплутать среди развалин и потом еще долго бродить кругами, двигаясь в направлении, ведомом одному Господу Богу.

И все-таки они разглядели цитадель и на полном ходу неслись по направлению к ней. Правда, вскоре они были вынуждены поумерить свой пыл и сбросить скорость — уж слишком много встречалось им на их пути препятствий, которые то и дело приходилось объезжать. Русские быстро сообразили, какова их цель, и направили вслед немецким танкам всю мощь своего артиллерийского огня. Казалось, будто танки сами провоцируют гремящие вокруг них взрывы, как будто на ходу они задевают невидимый глазу провод. Где позволяла местность — свободная от завалов улица или площадь, они тотчас на всех парах устремлялись вперед.

Вход в цитадель представлял собой массивную каменную и бревенчатую арку в мощной земляной насыпи. Кстати, он оказался ничем не забаррикадирован. Ни ворот, ни подъемной решетки, ничего кроме нескольких рядов колючей проволоки и мешков с песком, что, собственно, и удерживало русских от попыток проникнуть сюда на протяжении последних недель. Защитники цитадели постоянно ощущали свою незащищенность, даже когда внутри и снаружи начали накапливаться мертвые вражеские тела. Танковая колонна устремилась в это единственное зияние в стене. Один за другим они с ревом въехали во внутренний двор, проползли вокруг замерзшего пруда, в котором все так же одиноко торчал подбитый танк «Т-34». Трибукайт посмотрел на часы. 15.00. С того момента, как они двинулись в путь, прошло чуть больше часа.

Итак, они прорвались.

Экипажам танков было трудно судить о страданиях тех, кто оборонял крепость, потому что окружившие бронемашины солдаты были полны радости и воодушевления. Они кричали во всю мощь легких, оглашали сереющий день ликующими звуками. Были и такие, кто, онемев от изумления, застыл на месте и смотрел на происходящее неверящим взглядом, как будто представшее их взору зрелище лишило их дара речи и передвижения.

Потому что они действительно не верили собственным глазам и не сразу пришли в себя. Они словно оцепенели, затем, на мгновение выйдя из ступора, сделали шаг или два и вновь замирали на месте.

Шрадер и Фрайтаг стояли вместе с другими бок о бок, однако каждый был так ошеломлен, что даже не заметил, кто стоит с ним рядом. Они таращились на вползшие во двор танки, словно отродясь не видели бронемашин, а на их лицах застыло едва ли не идиотское выражение. Особенно на лице Фрайтага. Он стоял, засунув руки в карманы шинели и подняв воротник. В эти минуты этот двадцатилетний парень был скорее похож на старика, но не от голода и ежедневных лишений, а потому, что лицо его в эти мгновения несло на себе печать старческого слабоумия. Он был похож на стоящего у дороги старика, который только что увидел нечто такое, что напомнило ему о веселых деньках его молодости, и он замечтался, застыл в своих воспоминаниях, глядя на происходящее одновременно и с интересом, и рассеянно.