— Подождем Мэри. Она передаст ребенка Джеку. Вот зачем она едет во Фристоун. — Лаура осторожно коснулась своей забинтованной руки. Она была так горяча, что чуть не шипела, и пульсировала глубокой, мучительной болью. Эту боль придется выдержать, потому что выбора нет. — Когда ребенок будет не в руках Мэри… вот зачем может понадобиться пистолет.

— Ты не убийца. Да, ты задубела, как старая кожа. Но ты не убийца.

— Мне понадобится пистолет, чтобы задержать Мэри для полиции, — сказала Лаура.

Наступило долгое молчание. Слышно было только гудение шин «катласа».

— Вряд ли Джеку это понравится, — сказала Диди. — Какое бы прикрытие он себе ни построил, он не даст тебе вызвать полицию, чтобы арестовать Мэри. И когда ты вернешь себе Дэвида… я не уверена, что и я смогу тебе это позволить.

— Понимаю, — сказала Лаура. Она уже думала об этом и дошла примерно до тех же выводов. — Надеюсь, мы что-нибудь сможем придумать.

— Ага. Вроде президентского помилования?

— Скорее вроде билета на самолет в Канаду или Мексику.

— Ну-ну! — Диди горько улыбнулась. — Лучше не придумаешь, чем начать жизнь заново в чужой стране, имея шиш в кармане и свитер из дешевого магазина!

— Я могла бы прислать тебе денег, чтобы помочь устроиться.

— Я американка! Поняла? Я живу в Америке! Лаура не знала, что еще сказать. Говорить и в самом деле было нечего. Диди начала свое путешествие к этой точке очень и очень давно, еще тогда, когда связала свою судьбу с Джеком Гардинером и Штормовым Фронтом.

— Черт, — тихо сказала Диди. Она представила себе будущее, когда днем она будет задыхаться от страха, что кто-то стоит за спиной, и ночами просыпаться от того же страха, когда вечно будет ходить с нарисованной на спине мишенью. Но есть много островов на водных путях Канады. Много мест, куда почту доставляют самолетом и где ближайший сосед живет в десяти милях.

— Ты купишь мне обжиговую печь? Для керамики?

— Да.

— Мне это важно — делать керамику. Канада приятная страна. Она меня вдохновит, может быть? — И Диди кивнула, отвечая на собственный вопрос. — Я стану экспатрианткой. Это звучит лучше, чем изгнанница, как по-твоему?

Лаура с этим согласилась.

«Катлас» проехал из Айовы в Небраску по восьмидесятому шоссе, огибавшему Омаху и уходящему по плоским равнинам, побеленным морозом. Лаура закрыла глаза и постаралась отдохнуть под шуршание дворников и приглушенный шелест шин.

«Дитя четверга», — подумала она.

«Четверговым детям — далекий путь».

Она припомнила, как одна из сестер сказала это при рождении Дэвида.

И под шорох дворников и шелест шин пришла неожиданная мысль: она тоже родилась в четверг.

«Далекий путь», — подумала она. Она уже прошла долгий путь, но впереди самая опасная его часть. Где-то там, за темным горизонтом едет с Дэвидом Мэри Террор, с каждой милей все ближе к Калифорнии. Внутренним взором Лаура видела Дэвида, лежащего в луже крови, с черепом, разнесенным пулей, и она вытолкнула этот образ из сознания, пока он не пустил корни. Далекий путь. Далекий путь. На золотой Запад, темный, как могила.

В трех часах пути впереди снег закручивался перед фарами машины Мэри. Он падал из темноты ночи быстро и густо, валил так, что дворники гнулись, смахивая его с ветрового стекла. То и дело «чероки» сотрясало порывом бокового ветра, и руль дрожал у Мэри в руках. Она чувствовала, как шины пытаются развернуться на скользкой дороге, а остальные машины — которых после темноты стало куда как меньше — сбросили скорость до половины разрешенной.

— Все будет хорошо, — сказала она Барабанщику. — Ты не волнуйся, детка. Мама едет осторожно, с мальчиком ничего не случится.

Но на самом деле ее пробирал страх, а на пути ей встретились уже две крупные аварии за те двадцать минут, что она отъехала от «Макдоналдса» в Норт-Плетт в Небраске. Такая езда истрепывала нервы и утомляла глаза, но трасса все еще оставалась чистой, и Мэри не хотела останавливаться, пока есть возможность ехать. В «Макдоналдсе» она покормила и перепеленала Барабанщика, и он теперь засыпал. Раненая нога Мэри онемела от вождения, а боль в руке периодически просыпалась и вцеплялась зубами сильно и глубоко, давая понять, кто здесь главный. И еще ее лихорадило, пот выступал на распухшем и горевшем лице. Надо ехать, проехать сегодня сколько сможет, пока страдающее тело над ней не возобладает.

— Давай споем, — сказала Мэри. — «Эру Водолея», — решила она. — «Пятое измерение» помнишь? — Но Барабанщик, конечно, не помнил. Она запела песню голосом, который мог быть приятным в дни ее юности, но теперь охрип и не мог держать мелодию. «Если ты едешь в Сан-Франциско», — сказала она: еще одно название песни, но она не могла припомнить имени исполнителя. Она запела и ее, но помнила только кусок насчет того, чтобы ехать в Сан-Франциско с цветами в волосах, и она пропела этот куплет несколько раз и бросила.

Снег бил в ветровое стекло, и «чероки» весь дрожал. Снежинки ударялись в стекло и прилипали к нему, большие и сплетенные швейцарским кружевом, потом дворники с трудом их сметали и на их место ложились новые.

— «Горячие летние забавы», — сказала Мэри. — «Слай и фамильный камень». — Вот только она не знала слов этой песни и могла только мурлыкать мелодию. — «Экспресс Марракеш». Кроссби, Стиллс и Неш. — Эту песню она знала почти целиком, это была одна из любимых у Лорда Джека.

— «Зажги мой костер», — сказал мужчина на заднем сиденье голосом бархатным и нежным.

Мэри поглядела в зеркало заднего вида и увидела его лицо и часть собственного. У нее кожа поблескивала от горячечного пота. У него была белой, как резной лед.

— «Зажги мой костер», — повторил Бог. Его темные волосы спадали густой гривой, лицо вылеплено тенями. — Спой это со мной.

Ее трясло. Обогреватель разрывался, она была полна жара, но ее трясло. Бог выглядел точно так, как тогда в Голливуде, когда она видела его совсем близко. От него пахло призрачными ароматами травки и клубничного благовония — как экзотические и забытые духи.

Он запел, сидя на заднем сиденье «чероки», и снег лупил по стеклам, и Мэри Террор стискивала руль.

Она слушала его полустон-полурычание и через некоторое время присоединилась к нему. Они спели вместе «Зажги мой костер», его голос жесткий и вибрирующий, ее — ищущий утраченную мелодию. А когда дошло до слов о том, чтобы поджечь ночь, Мэри увидела ударившие в ветровое стекло красные языки пламени. Нет, не языки пламени: стоп-сигналы. Грузовик. Его водитель давил на тормоза прямо перед ней.

Она вывернула руль вправо и почувствовала, что колеса не слушаются. «Чероки» скользил прямо в хвост трейлерного прицепа. Она придушенно вскрикнула, а Бог продолжал петь, «Чероки» дернулся — колеса вцепились в дорогу. Она выехала на правую обочину и избежала столкновения с грузовиком где-то фута на два. Может быть, она орала — этого она не помнила, но Барабанщик проснулся и пронзительно заплакал.