Григорий спустил курок.

Мимо. Немец, похоже, даже не заметил, что в него стреляли. Григорий и представления не имел, куда могла деться пуля.

Он выстрелил еще, опустошил магазин — и все зря. Он был вне себя. Его пытаются убить, а он до сих пор ни в кого не попал! Может, он слишком далеко? Или просто из него стрелок никудышный?

Пулемет снова застрочил, и все замерли.

Появился штабс-капитан Бобров, — на четвереньках, прячась в подлеске.

— Внимание! — крикнул он. — Приготовиться по моей команде атаковать пулемет!

«Должно быть, он сошел с ума, — подумал Григорий. — Но я-то — нет!»

— Есть приготовиться по команде атаковать пулемет! — ответил прапорщик Гавриков.

Бобров встал и перебежал к солдатам, спрятавшимся дальше. Григорий услышал, как он повторяет приказ.

Только понапрасну воздух сотрясает, подумал Григорий. Мы что, похожи на самоубийц?

Стрекот пулемета прекратился, и штабс-капитан встал во весь рост, бесстрашно подставляясь под пули. Шапку он потерял, и седые волосы представляли собой заметную мишень.

— Вперед! — крикнул он.

— Вперед! В атаку! — закричал за ним Гавриков.

И Бобров с Гавриковым, подавая пример, бросились вперед, на пулеметное гнездо. И вдруг оказалось, что Григорий тоже бежит — ломится сквозь чашу, перепрыгивает через поваленные деревья, пригибается чуть не к самой земле, стараясь не уронить неудобную винтовку. Пулемет по-прежнему молчал, зато остальные немцы принялись палить из всего, что у них было. Бежать под огнем десятков винтовок, стреляющих одновременно, было ненамного лучше, но Григорий бежал так, словно в этом была его единственная надежда на спасение. Он видел, как пулеметный расчет перезаряжает пулемет, видел руки, нащупывающие магазин, лица, белые от страха. Кто-то из русских стрелял, но на это у Григория не хватало мужества, он просто бежал. И он был еще на расстоянии от пулемета, когда увидел трех немцев, прячущихся в кустах. Они казались совсем мальчишками и смотрели на него испуганно. Он помчался на них, держа винтовку с примкнутым штыком, как средневековое копье. Услышал чей-то крик — и понял, что кричит он сам. Трое молодых немцев бросились наутек.

Григорий погнался было за ними, но был слаб от голода, и они легко от него убежали. Через сотню метров он остановился. Повсюду вокруг немцы бежали, а русские их преследовали. Пулеметный расчет бросил свое орудие. Григорий подумал, что ему, наверное, следует стрелять, но у него уже не было сил поднять винтовку.

Вновь появился штабс-капитан Бобров.

— Вперед! — кричал он солдатам. — Не дайте им уйти! Убейте всех сегодня, или они вернутся и убьют вас завтра! Вперед!

Григорий снова пустился вялой рысью. Но тут картина изменилась. Слева началась неразбериха: стрельба, вопли, проклятия. Вдруг оттуда со всех ног побежали русские солдаты.

— Что за черт? — сказал Бобров, оказавшийся рядом с Григорием.

Григорий понял, что их атаковали сбоку.

— Не сметь бежать! — закричал Бобров. — В укрытие — и стрелять!

Но никто не слушал. Преследуемые в панике неслись по лесу, и товарищи Григория стали вливаться в это паническое бегство, поворачивая направо, на север.

— Солдаты, держать позицию! — закричал Бобров, вынимая пистолет. — Держать, я сказал! Он направил оружие на бегущую мимо толпу. — Предупреждаю, в дезертиров буду стрелять!

Раздался выстрел, и его седые волосы залила кровь. Он упал. Григорий не понял, то ли в него попала шальная немецкая пуля, то ли — застрелили свои.

Григорий повернулся и пустился бежать вместе со всеми.

Теперь выстрелы раздавались со всех сторон. Григорий не знал, кто в кого стреляет. Русские рассыпались по лесу, и постепенно ему стало казаться, что шум боя остается позади. Он бежал, пока несли ноги, но наконец повалился на ковер листвы, не в состоянии пошевелиться. Так он лежал долго, словно парализованный. Он заметил, что винтовка еще при нем, и удивился: он сам не знал, почему ее не бросил.

Наконец с трудом он поднялся на ноги. Вспомнил, что уже давно у него болит правое ухо. Он коснулся его — и вскрикнул от боли. Его пальцы были в крови. Очень осторожно стал ощупывать ухо — и убедился, что в какой-то момент пулей ему отстрелило верхнюю часть уха.

Он проверил винтовку. Магазин был пуст. Он перезарядил, хоть и не был уверен, надо ли: кажется, он просто не способен ни в кого попасть. Винтовку он поставил на предохранитель.

Русские попали в засаду, понял он. Их гнали вперед, пока они не оказались в окружении, а потом немцы захлопнули ловушку.

Но что же ему делать? Вокруг никого не было, приказов ждать не от кого. Но и на месте оставаться нельзя. Было ясно, что корпус отступил, и он решил, что надо двигаться назад. Если здесь нибудь еще остались русские войска, то, скорее всего, на востоке.

Он повернулся спиной к садящемуся солнцу и пошел. Пробираясь через лес, он шел как можно тише, не зная, где могут оказаться немцы. А вдруг вся Вторая армия разбита и бежала? Ему пришло в голову, что он может умереть от голода в этом лесу.

Через час он остановился попить из источника. Подумал, не промыть ли рану, но потом решил, что лучше ее оставить в покое. Напившись вволю, решил немного отдохнуть и, растянувшись на земле, закрыл глаза. Скоро должно было начать темнеть. К счастью, погода стояла сухая, и можно было спать прямо на земле.

Он уже начал задремывать, как вдруг услышал шум. Подняв голову, с ужасом увидел немецкого офицера на лошади, неторопливо едущего за деревьями метрах в десяти. Он проехал, не заметив Григория, неподвижно лежавшего у источника.

Затаив дыхание, Григорий поднял винтовку и снял с предохранителя. Встав на колено, поднял ее к плечу и как следует прицелился немцу в спину. Тот был на расстоянии пятнадцати метров, для винтовки это почти в упор.

В последний миг немец, видимо, что-то почувствовал и обернулся в седле.

Григорий спустил курок.

В тишине леса выстрел прозвучал оглушительно. Конь рванулся вперед, всадник упал, но одна нога зацепилась за стремя. Конь потащил его через подлесок, но через сотню ярдов замедлил шаг, а потом и остановился.

Григорий настороженно слушал, не привлек ли звук выстрела кого-нибудь еще. Не было слышно ничего, только легкий вечерний ветерок шелестел в кронах деревьев.

Он подошел к коню. Приближаясь, поднял винтовку и направил дуло на офицера — но это была ненужная предосторожность. Человек лежал неподвижно, лицом вверх, с широко раскрытыми глазами, рядом лежал его остроконечный шлем. У него были коротко стриженные светлые волосы и красивые зеленые глаза. Как знать, это мог оказаться тот самый немец, которого Григорий видел раньше, но точно он сказать не мог. Вот Левка бы сказал: он запомнил бы коня.

Григорий открыл седельные сумки. В одной он нашел карту и бинокль. В другой лежали колбаса и кусок черного хлеба. Григорий был страшно голоден. Он откусил колбасы. Она остро пахла перцем, травами и чесноком. От перца он почувствовал жжение, и рот наполнился слюной. Было невероятно вкусно, чуть ли не до слез. Он стоял, прислонившись к конскому боку, уплетая за обе щеки, а убитый им человек смотрел на него мертвыми зелеными глазами.