— Милый городишко! Уютней, чем я думал.

— Этот город — недоразумение, Кридмур. Его жители принадлежат прошлому. Найди Тенерала, а их оставь гнить дальше.

Стражи. Стоят на постах около рва. Сидят в сторожке на краю моста. Караулят на улицах, прислонившись к бревенчатым стенам и прикрывая ладонями свечи. Для затерянного городка, отдаленного во времени и пространстве от жестокого мира, Новый Замысел очень истово радел о собственной безопасности. Что ни говори, а от старых привычек избавиться трудно.

Кридмур проскользнул мимо стражи без единого звука.

— Вот самый большой из здешних домов, верно, дружище? Я так долго шатался по лесам, что даже этот сарай теперь кажется дворцом. Держу пари, там сидит их главарь. Что скажете?

— Мы здесь только затем, чтобы вернуть Генерала, Кридмур.

— Ох, как давно не был в городе, даже в таком. Хочется порезвиться, друг мой.

— Нет. Ты забыл о Клоане? И...

— Ну, так остановите меня.

— Торопись, Кридмур.

Внимание Кридмура привлекла старая ржавая щеколда на дверях маленького, размером с сарай, домишки неподалеку от центра города. Стены домика образовывали восьмигранник. Что это — церковь? Гробница? Тюрьма?

Он переломил щеколду пальцами и выкинул обломки в грязь.

Пыль, затхлый воздух с запахом пота, старая бумага — ничего движущегося и живого. Но Кридмур все же осторожно вошел. Во мраке зрачки его расширились и стали похожи на зияющие ружейные отверстия. Но он оказался всего лишь в библиотеке. Каждая из восьми стен была исполосована кривыми линиями грубо сколоченных стеллажей. На полках стояли гроссбухи и книги, лежали стопки старых брошюр и газет.

Кридмур провел пальцем по пыльным кожаным корешкам трудов — политическая философия, военная история, духовные наставления. Какое трогательное и жалкое зрелище: целая полка, отведенная пафосным трактатам и притчам Улыбчивых. Трудно представить, кому эта никчемная писанина могла показаться сокровищем, достойным того, чтоб тащить ее на Край Света. Нашлась здесь даже заплесневелая, рассыпающаяся стопка выпусков «Разорванных цепей» — печатного органа Освободительного движения. Сколько лет прошло с тех пор, как он видел эти страницы, эти убийственно серьезные и пылкие религиозные воззвания? Ему было стыдно на них смотреть.

— Это бессмысленно, Кридмур. Двигайся дальше.

— Минутку. Мне любопытно. Это странный городок.

— Выполняй приказ, Кридмур.

Большинство полок оказалось завалено дельными, умными книгами о высоком, о морали и политике — и только в самом низу, ближе к полу, нашлась полка с любовными романами и детскими приключенческими историями. Бумага была почти такой же старой, как сам Кридмур, хотя истории, скрытые под этими обложками, он мог купить и в прошлом году где-нибудь на рынке Китона

— Ничего не меняется, правда? Все стареет и изнашивается, но часто ли появляются новые идеи?

— Кридмур.

— Я, конечно, не утверждаю, что это — новая идея...

— Нет. Ты повторяешься. Вперед.

В центре комнаты стоял пюпитр, на котором, словно историческая реликвия, покоилась толстая книга с гладкими страницами.

Осторожно проведя по ней пальцем, Кридмур оставил след грязи и пота.

— Хартия! Как ностальгично... Вы-то хоть помните?

— Кридмур, двигайся дальше.

— Конечно! Вы никогда не были ни мыслителями, ни строителями. А это — их Священное Писание. С его помощью они регулировали общественный порядок. Но какое вам дело до общественного порядка?

— двигайся дальше, Кридмур.

Он стоял, переворачивая страницы, и качал седой головой.

— О ней сейчас почти не слышно в наших краях. Если и вспоминают, то лишь в насмешку. Как же легко над ней насмехаться. Как благочестивы эти наставления. Как наивны надежды. Какими мудрыми они себя мнили! С такими, как вы, они не считались, правда, дружище?

— Аиния сломила Республику. Аиния изгнала их из мира. Мы. могли заключить с ними союз.

— И это привело бы их к гибели: ваше прикосновение ядовито, мой друг. Но гляди-ка! Признаюсь, что я уже настолько стар, сентиментален, что даже нахожу этих людей симпатичными. Помнишь их вербовщиков, что разгуливали по улицам в красных мундирах? Они презирали грязные притоны, где таился я! Все могло бы повернуться по-другому, если б я тогда протрезвел, расплатился по счетам, вышел бы, моргая, на свет и присоединился к ним! Уж я-то примыкал и к куда более глупым движениям, это уж точно. Но эти... слишком напоминали овец. А мне хотелось быть волком. И почему-то с ними мне было противно. Вот и девушки у них — пускай приличные и добрые, но совсем не красавицы... Да и я был совсем еще молод.

— Сейчас ты для них бесполезен, Кридмур.

— К их чести! К их чести!

— Ты сам знаешь, кто ты.

— Ты сделал меня таким, мой друг.

— Ты сам пришел к нам, Кридмур.

— Да? Не припомню такого.

— Они прогнали бы тебя, как бешеного пса. А мы тебя любим, Кридмур. двигайся дальше, а не то мы снова ударим Кнутом.

В городе прошел холодный дождь. Два охранника шлепали ногами по грязи, и фонари их оставляли в ночи мягкий и дымчатый золотистый след. Застыв, Кридмур подождал, пока они пройдут. И повернул на восток. А чуть погодя остановился и втянул носом воздух.

— Я его чую.

— Да, Кридмур. Генерал здесь...

— О нем неплохо позаботились, благослови их Бог.

— Он наш.

— Это вы так говорите... Там, в том здании, я чую кровь и запах лекарств... Это госпиталь?

— Мы слишком много времени проводим в госпиталях.

— Ваша правда. Война больше не свежа и не юна.

— Тогда ступай и верни его.

— Еще рано. Я также чую нашу общую подругу-докторшу, молодую миссис Альверхайзен. Бедняжка Лив там, недалеко...

— Да, Кридмур. Мы знаем. Нам она больше не нужна.

— Полагаю, мы должны навестить ее и предупредить...

— Ты обезумел? Она может поднять тревогу. Иди к Генералу.

— Нет. Не сейчас.

— Кридмур, выполняй приказ.

— Нет.

— Ты забыл, что такое Кнут, Кридмур?

— Я не забыл, что такое Кнут, и не простил вам его удары. Но я его не боюсь, и не только сейчас. Я вам нужен. Больше у вас никого нет. Вы не посмеете меня тронуть. Я буду делать, что захочу. Теперь вы — всего лишь голос в моей голове. Всего лишь пассажиры. Всего лишь голос дурной совести, а на голос совести я уже давно привык не обращать внимания.