В конце марта Жан Потон де Ксентрай взирал на эту величественную твердыню и диву давался грозе, читавшейся в каждой линии Монротье — в его волнообразных зубчатых стенах, прочными поясами обхвативших вершину скалы, в крепостных башнях, в могучем донжоне. Как это было непохоже на замки, выстроенные французскими аристократами вдоль благословенной Луары и Вьенны, Сены или Уазы! Среди южных долин или северных холмов его родины…

— Нам не хватит зубов на этот замок! — мрачно усмехнулся он одному из своих офицеров.

Потон де Ксентрай, оставивший основное войско в Лотарингии на Жана де Бланшфора, с отрядом лучших бойцов, закованных в доспехи, обошел ущелье и продвинулся в сторону Аннеси. В столицу были высланы герольды, и через несколько дней в стан Ксентрая приехали послы с ответом. Их возглавлял рыцарь, одетый в черное, с лицом бесстрастным, как у священника. Савойцы спешились, стороны поклонились друг другу.

— Я имею честь говорить с отважным капитаном Жаном Потоном де Ксентраем? — проговорил рыцарь в черном.

— Именно так, герцог, — поклонился француз.

Ксентрай знал его — это был не кто-нибудь, а сам Луи Первый, старший сын герцога Амедея Савойского. Затворник, которому не было дела до светской жизни, коротавший дни в своем замке Рипай. Оба рыцаря уединились в деревенском доме, где расквартировался Потон де Ксентрай, им принесли вина.

— Мой король часто прибегал к посредническим услугам вашего благородного отца, — начал Ксентрай. — Он хотел бы вновь воспользоваться этой услугой.

Луи Первый скупо улыбнулся:

— Теперь, когда Карл Седьмой и Филипп Бургундский заключили «крепкий и добрый мир надолго»? — он процитировал строки, ставшие известными всей Европе.

— Именно так, монсеньор. Но это посредничество иного характера. У вас есть человек, которого мой король хотел бы как можно скорее увидеть на свободе. Бургундцы продали его англичанам, последние же переживают не лучшие времена. Вы знаете, что наши войска наступают на Париж. Они уже взяли Понтуаз, Мелён и Лани.

— И все же этот человек принадлежит англичанам, — ответил герцог. — И они вверили его нашим заботам. Мы обязались охранять его от кого бы то ни было, мы поручились за него.

— Мой король дал мне большие полномочия, герцог.

— Если вы видели замок Монротье, то как опытный военный могли бы отметить, что он — неприступен.

Жан Потон де Ксентрай кивнул:

— Монротье — да. Но не Аннеси, и не другие города Савойи.

Рыцарь в черном побледнел.

— Это — угроза?

— Нет, монсеньор, это — предупреждение. Нам не нужна война. Нам нужна Жанна. — Он сжал руку в кулак. — Она не заслужила такой судьбы!

— Возможно, что это так, — смирился Луи Первый. — Я плохо знал ее. — Он все также скупо улыбнулся. — Англичане и бургундцы трепетали перед ней, как перед гневом Божьим.

Потон де Ксентрай взглянул в глаза собеседнику:

— Джон Бедфорд, ее главный враг, в могиле. Филиппу нет до нее дела. О Жанне давно забыли — для всех она сгорела в руанском костре пять лет назад. Вы отпустите призрака, не более.

— Будь она моей пленницей, я бы не раздумывал ни мгновения, капитан, но я уже сказал: нам она не принадлежит, — твердо откликнулся Луи Первый. — Она — собственность английской короны. Как рыцарь, человек благородный, вы должны понять меня. Но… я поговорю с отцом о судьбе Жанны. Обещаю.

На этом храбрый капитан Карла Валуа и сын герцога Савойского Амедея Восьмого расстались. Жану Потону де Ксентраю оставалось только поднять свой отряд и через пройденные земли империи вернуться в Лотарингию.

Но события ближайших дней сами расставили все по своим местам. 6 апреля под Сен-Дени были наголову разбиты две тысячи англичан. Французами командовал Артюр де Ришмон, «человек-лягушка», вновь вернувшийся на службу к Карлу Седьмому. Прощенный своим государем, в который раз помиривший Бретань и Францию, он вновь занял пост коннетабля и со всей присущей ему горячностью бросился на врага. А 17 апреля тот же де Ришмон с помощью отрядов Орлеанского Бастарда и капитана Вилье де Иль-Адана захватил Париж, ворвавшись через ворота Сен-Жак. Но если бы не активность парижан, чьи симпатии оставались на стороне Карла Валуа, и не обещание полной амнистии всем, кто когда-то встал на сторону англичан, этой виктории бы не случилось. Уцелевшие англичане укрылись в парижской крепости Сент-Антуан, но скоро голод заставил их сдаться. От кровопролития отказались. Англичанам разрешили выйти из крепости и погрузиться на корабли. Когда гарнизон спешно проходил по улицам столицы, их забрасывали чем ни попадя — из окон летели старые табуреты, скамьи и даже сундуки. Военный комендант Парижа граф Луи Люксембург, по совместительству — епископ Теруанский, допустивший в столице повальный голод, всем давно опостылел. «Бей годонов! — улюлюкали парижане. — Ату их! Ату!» Англичанам, офицерам и солдатам, приходилось увертываться от тяжелой бомбардировки, и тут им пригодились и шлемы, и щиты. Все атакующее оружие у них отобрали. Сам Луи Люксембургский гордо шел с открытой головой. Но Бог его миловал, и мебелью не разнесли голову еще одному врагу и судье Жанны, а могли бы. Тесно заполнив корабли, англичане отплыли вниз по течению — в сторону Руана, навсегда распростившись со столицей Франции.

Ночью 18 мая 1436 года конный отряд в пятьдесят человек обошел Ущелье Гордеца и выехал на каменистую дорогу, ведущую вверх — к мрачной твердыне, сложенной человеческими руками. Здесь было подножие горы и темный лес. Там, на скале, уходили в ночное небо донжон и башни замка Монротье. Ночь была теплой. Ярко светила луна. Отряд затаился. И вот послышался топот на темной, чуть высеребренной лунным светом дороге. Слышно было, как мелкие камни разлетаются из-под копыт. Три всадника рысью спускались с горы. Так же три человека отделились и от отряда, спрятавшегося в редком лесочке, и быстро поехали навстречу.

Расстояние между ними сокращалось. Завидев друг друга, они резко остановились на расстоянии шагов ста, не более. Каждый ждал условного сигнала.

— Да пребудет мир в славном герцогстве Савойском! — подняв руку, выкрикнул предводитель тройки, вылетевшей из темного лесочка.

— Да пребудет мир в добром королевстве Французском! — так же подняв руку, воскликнул один из тройки, спустившейся с горы.

— Тот, кто нам нужен, с вами? — спросил все тот же предводитель.

— Да! — выкрикнул человек, приехавший из замка.

— Тогда пусть приблизится, и вы с ним!

Среди тройки на освещенной лунной дороге произошло движение. Трое всадников ударили шпорами по лошадиным бокам и быстро преодолели короткое расстояние.

Они остановились друг против друга, жадно всматриваясь в лица, едва освещенные бледной луной.

— Ксентрай! — воскликнула молодая женщина в мужском костюме. Ее длинные волосы были стянуты узлом на затылке. — Я узнала твой голос! — Она обернулась на сопровождающих, спрыгнула с коня.