— А супруга его пришла, сказала, чтобы Хэла ребенка забрала, коли девка, — объяснила ферану Эка. — Потому что ему сын нужен, а если сын не родится, он супругу бросит и к другой уйдёт.

Достопочтенный феран тяжело вздохнул, нахмурился.

— И Йорнария умерла, — прошептала белая ведьма, как в забытье.

— Что? — вскинулся мужчина.

— Ох… Рэтар… — покачала головой Эка, став серьёзной. — Серая там… сама…

Кажется Милена физически ощутила его гнев. Он издал какой-то утробный звук.

— Где? — рыкнул Рэтар Горан.

— В комнате своей, — кивнула женщина.

Феран обошёл их и направился дом, экономка отправилась за ним, а к Милене подошёл Роар.

— Маленькая, ты чего?

Она подняла на него взгляд, а потом её прорвало от всего того, что случилось, — она не смогла сказать ни слова, слёзы полились ручьём, снова затрясло, и Роар просто взял её на руки и унёс в дом.

Глава 15

Когда Хэла творила заговор было понимание, что останавливать её просто нельзя. Рэтар чувствовал гнев ведьмы и, зная её, понимал, что скорее всего злость и обида имеют весомые причины. Но конечно одно дело то, что она наговорила не весть чего самому виновнику, но всем остальным… было ли это слишком? Было.

Тем не менее Рэтар промолчал.

Смотря на лежащее на полу тело несчастной серой, феран понимал причину злости Хэлы. Он сам сейчас был невероятно зол.

Причину произошедшего никто не знал — остальные серые жались одна к другой, стояли у дальней стены со скорбными лицами, кто-то плакал.

— Кто-нибудь знает правила погребальных обрядов её мира? — спросил Рэтар, поднимая на них взгляд.

Вышло видимо очень жёстко, потому что почти все они вздрогнули, как одна, и отрицательно мотнули головами.

— Эка, — феран обратился к стоящей за его спиной женщине. — В любом случае переместите тело в холодную, обмойте её и оберните в погребальную ткань. Позднее распоряжусь об обряде.

— Да, достопочтенный феран, — склонила голову хозяйка.

Рэтар встал и пошёл к себе — надо было найти Хэлу. Заговор был очень тяжёлым, сильным, затрагивал много людей, поэтому ей наверняка было плохо.

И как бы сейчас его не раздирало, что она пошла по сути наперекор ему, его праву ферана, переступила через много законов, но Рэтар её понимал… он уже очень хорошо понимал характер этой женщины, чтобы знать, причины её порывистых опрометчивых слов, которые и его тоже задевали. И надо было решать, что делать, надо, да только…

Нашёл её в чистой — Хэла сидела на полу, подтянув к себе колени, спрятав в них лицо.

— Родная? — Рэтар подошёл и опустился перед ней на колени.

— Йорнария… она… — отозвалась ведьма едва слышно.

— Я знаю.

— Прости, я не успела её спасти. Пока добежала, она уже умерла.

— Не надо, родная, — феран прикоснулся к её ногам.

— Я могла догадаться, я же ведьма, — с горечью произнесла женщина.

— Хэла, — проговорил Рэтар с сожалением, — нельзя же лезть ко всем в голову, невозможно за всем уследить.

— Она была такой несчастной. Она сторонилась людей, не доверяла им, — ведьма говорила с надломом, он её едва слышал. — С ней что-то очень плохое случилось в детстве, в её мире было плохо, но я не хотела лезть в её голову. Я пыталась её разговорить, но я ей не нравилась, и у меня так ничего и не получилось. И теперь она умерла…

— Посмотри на меня, Хэла, — попросил феран, потому что пока они говорили, ведьма так и сидела уткнувшись в свои колени, обняв их руками.

Она подняла на него лицо. Уставшее, заплаканное, полное горя.

— И ещё эта бестолковая, несчастная девка, горемычная, — прошептала ведьма. — Надо было просто сказать, кто у неё там внутри, и отпустить с богами, а я психанула… прости!

— Голова болит? — спросил Рэтар, видя как тяжело ей говорить и чувствуя, что это не только от обиды.

— Очень, — ответила Хэла, к его невообразимой радости не став ничего скрывать.

— Иди ко мне, — ведьма протянула к нему руки и дала обнять себя.

Она снова была ледяной.

— Хэла, — позвал феран. — Возьми у меня силу.

— Нет, Рэтар, не надо, — заупрямилась ведьма.

— Хэла, не спорь. Возьми! — настоял он. — Прошу тебя, станет же легче, родная…

И женщина сдалась, кивнула, вздохнув. И хотя Рэтар ничего не почувствовал внутри себя, никаких изменений, но сама ведьма стала теплеть у него в руках. Её руки, обнимающие его перестали быть ледяными, из тела, которое он обнимал, тоже уходила эта привычная в такие моменты стужа. Цвет лица на глазах перестал быть мертвенно бледным.

— Спать очень хочется, — прошептала Хэла.

— Так спи, моя хорошая, спи, — и встав с ней в руках, феран отнёс её в кровать. Укутал в укрывало и сел рядом.

— Она влюбилась, — тихо отозвалась Хэла, когда он устроился рядом с ней, а она положила голову ему на живот, свернувшись, словно зверёк.

— Влюбилась? — нахмурился Рэтар.

— Да, но она была такая, — и ведьма привычно повела плечом, — её все избегали и она даже мечтать не могла, чтобы на неё обратили внимание, как на девушку. Тем более тот, кого она любила.

Он задумался, вспоминая разговор с Тёрком на кострах в честь Изара.

— Так плохо, так неправильно, но эта пропасть, которую она между нами и собой сотворила… я могла бы понять… — снова с болью пожалела ведьма. — А можно тело её не сжигать просто так? — вдруг спросила Хэла.

— А как? — спросил феран, гладя её по волосам.

— У неё в мире предавали тело воде. Морю, — объяснила ведьма. — У неё вообще там очень много воды дома.

— Хорошо, я сделаю, — пообещал Рэтар, и Хэла благодарно сжала его руку, которая лежала на её плече.

— В кого она была влюблена? — осторожно спросил он.

Хэла качнула головой:

— Он не виноват, — проговорила ведьма. — Он и не знал. А теперь какое это имеет значение?

Немного позднее, когда Хэла уже крепко спала, Рэтар позвал к себе Миргана. Выходить в книжную не стал, остался у себя.

— Достопочтенный феран, звал? — брат пришёл достаточно быстро.

— Да, — кивнул он.

— Как она? — нахмурился Мирган, кивая в сторону спальни.

— Не очень, но терпимо.

Мирган кивнул и ухмыльнулся:

— Затейница. Мужики уже на нервах все.

— Много таких? — спросил Рэтпр.

— У кого упало всё? Не проверяли поди. Или кто женской хворью бремени мучается? — уточнил брат.

Феран невольно улыбнулся. Злость на произвол Хэлы конечно отпустила почти сразу, как он увидел её в чистой, да впрочем ещё раньше. На деле — проступок был не в колдовстве, а в том, что при нём натворила его и