Александр Куклев:

— Господи! Противнику не надо было быть семи пядей во лбу! Наши войска стоят в открытом поле, их видно со всех сторон! У «духов» портативные радиостанции, сканеры, приборы ночного видения! Кругом мы и кругом «духи». Это же была война с партизанами. Местное население тогда было против нас.

Александр Соловьёв:

— Чтобы поймать «крота», нужен целый ряд провальных операций, по ним вычисляют, чтобы начать охотиться. Это надо ещё несколько операций завалить, чтобы его поймать. Ну, возьмёшь ты его, но доказательств-то нет. Одному человеку это под силу — сливать информацию. Есть внедрённый или купленный агент и связной, и достаточно. Мне всегда давали неофициальный приказ на выход. У нас в журнале боевых действий эти операции есть, и то не все, в журнале боевых действий группировки — нет. До абсурда доходит: что в батальоне записано, это уже боевой документ, а в группировке «Запад» этой операции вообще нет. Почти всё, что в журнале боевых действий батальона записано — в документах штаба группировки — нет. Для прокурора главное — бумага. Почему наше уголовное дело и заглохло по факту этих сливов, подстав, гибели личного состава, провалу крупных операций, за что страдали люди — в группировке нет официального приказа! А у нас он как бы есть. У нас и приказа по части нет, но в ЖБД — этот же факт пишется. А оно должно делаться на основании письменного приказа сверху.

Ходили слухи, что взяли этого «крота» под ручки. Ребята видели, что заломали и втаскивали подполковника в машину ФСБ, но потом никакой огласки, куда он делся, может быть, он «сбежал по дороге», как это часто бывало — зачем армию позорить. Кто признается, что у Шаманова под боком в штабе сидела гнида? Да его кончили где-нибудь по дороге, и всё. Это контрразведка должна была сделать, она сработала, но через полгода! А этих «кротов» было намного больше, и не только в группировке, но и в частях, и за частями, где идут обозы. А может быть, я что-то выдумываю, не знаю…

Идёт группировка на Грозный, а у нас пеленг: за войсками кто-то сливает информацию, прямо за войсками идут, всю дислокацию бандформированиям передают: номер части, фамилии командиров, количество машин на этом рубеже, количество войск, их моральное состояние, режим подвоза боеприпасов, воды. Это не бандиты были, а профессионалы. Мальчишка-чеченец этого не сделает.

Какое из-за этого было настроение у людей? Мне один старый солдат сказал: «Командир, чтобы нам с тобой вылезти из окопов, надо сначала два раза назад выстрелить, и только потом — вперёд». Я этого сначала не понял, пока мы первый раз не вляпались.

«На предателей бандитам тратиться было не нужно…»

Александр Куклев, начальник разведки дивизии, подполковник:

— Надо быть тупым, чтобы не использовать те нарушения связи, которые допускались нашими войсками сплошь и рядом. В эфир шло — начиная от фамилий командиров подразделений и заканчивая номерами частей. Примитивный русский ЗАС (закрытая армейская связь — авт.): танк — это слон, танк с катковым минным тралом — это слон с яйцами. Всё на доступном русском языке без использования аппаратуры ЗАС. Чеченцы были спокойны за свой ЗАС, родной язык. Спросите любого радиоразведчика, он вам расскажет, как вскрывается радиосеть, как оценивается и анализируется радиоэлектронная обстановка. При нормальном подготовленном операторе нетрудно собрать всю интересующую вас информацию. До 80 процентов всей добываемой развединформации приходится на долю радиоразведки.

Многому виной наша российская безалаберность. Почему командиры групп не брали с собой «Историки»? По той же причине, что и не надевали на себя бронежилеты. Поэтому и выдавали в эфир открытым текстом всю информацию. На предателей бандитам тратиться было не нужно, баксы рисовать. Всё сами расскажем…

Сергей Тиняков, командир взвода роты радиоэлектронной разведки, старший лейтенант:

— Аппаратура на маршах стала постепенно выходить из строя, отсыревать. Поэтому частично работу по пеленгу прекратили.

На смену нам пришла маневренная группа от полка ОСНАЗа ГРУ (полк особого назначения — авт.). Один знакомый офицер попросил помочь засечь пеленги, — «Мы не успеваем!» Хотя наша аппаратура была частично неисправная, но работала. Так мы негласно брали пеленги, и отдавали их в полк ОСНАЗа. За это они нас кормили и разрешали мыться в бане.

Где-то в эти дни ездил ремонтировать аппаратуру в соседний разведбат. Оказалось, что командир радиомашины просто срубил антенну, а вместо неё приварил на броню АГС (автоматический гранатомёт станковый — авт.). И хотел, чтобы у него аппаратура работала! С АГС вместо антенны!

Свидетельствуют документы:

…6. Нарушение режима радиообмена и утечка информации во время подготовки и проведения специальной операции.

Основными каналами утечки информации при планировании и ведении боевых действий, на наш взгляд, являются:

• применение телефонов сотовой связи;

• применение административных линий связи;

• широкий круг должностных лиц, допущенных к планированию операции;

• малый диапазон проводимых мер по обману.

7. Не учет психического состояния личного состава, находящегося в зоне боевых действий. Например:

• пища — (1 месяц употребления каши с тушёнкой или вермишели с килькой вызывают у здорового человека авитаминоз — требуется свежая пища, например, мясо);

• отдых — (для восстановления адреналина у человека требуется 6 часов сна в тепле и сухости, иначе усталость и депрессия); стрельба — (от 10 проц. до 60 проц. личного состава нуждается в психиатрической помощи — «крыша едет»);

• условия боя — (самые тяжелые условия — бой в городе и горах).

8. Необходимо учитывать уровень психического состояния личного состава, находящегося в зоне боевых действий, исходя из:

• 1-я неделя — состояние оглушённости и резкое снижение восприятия окружающей среды;

• 1-й месяц — втягивание в обстановку и восприятие её как норму;

• 2-й месяц — появляются симптомы усталости;

• 3-й месяц — начинаются хронические переутомления;

• 4–6-е месяцы — предел психического состояния человека. Следовательно, после 2-х месяцев необходимо предусматривать вывод войск в тыл для отдыха. Иначе увеличивается количество попыток самоубийств, нервных срывов, появляется агрессия, возрастает напряжение и увеличивается уровень тревоги у человека.

«Случаев отчаяния не было…»

Елена Чиж, начальник медслужбы батальона:

— Страха в первые дни войны у ребят не было, это была осторожность. Ухарей у нас не было. Случаев отчаяния — тоже не было. Потом, через две-три недели, пришла адаптация к боевым действиям. После первого раненого поняли, все как-то включились: это может быть с каждым, война — не прогулка. Чувство ненависти к противнику появилось после первых убитых.

В конце войны было, что человек теряет осторожность, расслабляется. Некоторые привыкли к риску и не воспринимали его.