Спустя какое-то время Гвенда зашла в дом. Освещенный лунным светом, Вулфрик ничком лежал на соломе, спина его содрогалась. Он должен был слышать скрип двери, но не повернул головы. Девушка встала рядом на колени и прикоснулась к густым волосам. Вулфрик не пошевелился. Она редко дотрагивалась до него и не могла отказать себе в удовольствии погладить любимого по голове. Юноша немного успокоился, рыдания поутихли.

Через какое-то время крестьянка осмелилась прилечь. Думала, он оттолкнет ее, но вместо этого Вулфрик с закрытыми глазами повернулся к ней. Девушка рукавом отерла его слезы, млея оттого, что он рядом и позволяет ей маленькие нежности. Очень хотелось поцеловать глаза любимого, но батрачка испугалась, что это слишком, и не стала. Через несколько мгновений Гвенда поняла, что он уснул, и обрадовалась. Значит, ему с ней хорошо, значит, она может остаться, по крайней мере до утра.

Осенняя ночь была холодной, и, когда дыхание Вулфрика стало ровнее, она потихоньку встала, сняла с крючка на стене одеяло и укрыла неудачливого наследника. Он не шелохнулся. Не обращая внимания на холод, стянула платье и легла под одеяло головой ему на грудь. Гвенда слышала, как бьется сердце, и чувствовала в волосах его дыхание. Тепло большого тела согрело ее. Луна зашла, стало совсем темно. Девушка могла бы лежать так всю жизнь.

Гвенда не спала: еще чего не хватало — так глупо тратить драгоценные мгновения. Она радовалась каждой секунде, зная, что это может не повториться. Сквозь легкую суконную рубашку тихонько, стараясь не разбудить, гладила Вулфрику грудь, спину, ребра, бедра, изгиб плеча и косточку на локте.

Во сне парень шевелился. Когда он ложился на спину, Гвенда клала голову ему на плечо и обнимала за пояс. Когда поворачивался к ней спиной, прижималась потеснее. Наконец он набросил ей руку на плечо и закинул ногу на бедра. Очень тяжелая нога, но девушка даже обрадовалась — значит, это не сон.

Ему же явно что-то снилось. Глубокой ночью он вдруг крепко поцеловал ее и плотно прижался. Гвенда растерялась. Конечно, Вулфрик мог делать с ней все, что угодно, но он же не грубый. Вдруг так же резко отпрянул и, ровно дыша, лег на спину. Крестьянка поняла, что он спит и видит во сне Аннет.

Гвенда не спала, дремала. Ей привиделось, как Вулфрик знакомит ее с каким-то мужчиной: «Это моя жена». Потом как она беременная работает в поле и теряет сознание, а возлюбленный берет ее на руки, несет домой и моет ей лицо холодной водой. Потом увидела, как он, уже старик, играет с внуками, балует их яблоками и медовыми сотами. «Внуки?» — горько усмехнулась девушка. Да-а, парень всего-то, выплакавшись и уснув, позволил ей обнять его. Просто воображение разыгралось не на шутку.

Забрезжил рассвет, и Гвенда поняла, что райское блаженство скоро кончится. Дыхание Вулфрика изменилось, юноша перекатился на спину, и она засунула руку ему под мышку. Через несколько секунд поняла, что он не спит. Не шевелилась, боясь, что, если заговорит или двинется, чары падут. Скоро Вулфрик повернулся к ней, обнял и провел рукой по спине, словно проверяя, одета ли она. Будто боясь, что их подслушивают, в конце концов прошептал:

— Она вышла за него замуж.

— Да, — тоже шепотом ответила Гвенда.

— Это не любовь.

— Настоящая любовь всегда сильная.

— Я когда-нибудь перестану ее любить?

Девушка взяла его руку и прошептала:

— У нее такая же грудь, как у меня.

Сама не понимала, зачем это делает: ею руководила интуиция, и Гвенда повиновалась, не зная, куда приведет наитие. Коснувшись груди верной подруги. Вулфрик застонал.

— Такие же волосы, — говорила она.

Юноша задышал быстрее.

— Такие же руки.

Вдруг батрачка испугалась, что он сейчас опомнится. Нет. Теперь. Все или ничего. Перекатила его на спину и, усевшись верхом, нагнулась к самому уху.

— Она такая же, как я.

Хотя делала это не в первый раз, сейчас все переживалось иначе. Ее распирало, но все было мало. Девушка поцеловала его в губы. Вулфрик взял в руки ее голову и поцеловал в ответ.

— Я люблю тебя, — шептала Гвенда. — Я так тебя люблю.

Юноша простонал:

— О, я тоже тебя люблю! Я люблю тебя, Аннет!

Вулфрик вновь уснул, но Гвенда от волнения спать не могла. Она завоевала свою любовь, это ясно. Не важно, что возлюбленный видел в ней Аннет, зато любил ее с такой страстью и целовал потом с такой нежностью и благодарностью, что девушка поняла — он принадлежит ей навсегда.

Сердцебиение улеглось, мысли пришли в порядок, и крестьянка вспомнила о наследстве, решив не сдаваться, особенно теперь. До рассвета все лежала и думала, как его можно спасти. Когда Вулфрик проснулся, Гвенда объявила:

— Я пойду в Кингсбридж.

— Зачем? — удивился он.

— А вдруг ты все-таки можешь получить землю.

— Как?

— Не знаю. Но Ральф пока никому ее не передал, поэтому не все потеряно. А ты заслужил — земля залита потом.

— И что собираешься делать?

— Поговорю с братом. Филемон лучше разбирается в таких вещах. Он что-нибудь придумает.

Вулфрик как-то странно посмотрел на нее.

— Что с тобой?

— Ты правда меня любишь?

Девушка радостно улыбнулась:

— Мы ведь еще будем вместе?

На следующее утро Гвенда сидела на каменной скамье возле огорода Кингсбриджского аббатства и ждала Филемона. Всю долгую дорогу от Вигли снова и снова припоминала каждую секунду воскресной ночи, вдумывалась в смысл каждого слова. Вулфрик так и не сказал, что любит ее, но спросил: «Ты правда меня любишь?» И похоже, ему это нравилось, хотя сила ее страсти несколько его обескуражила.

Девушка хотела добиться справедливости почти так же сильно, как его самого. Хотела этого ради них обоих. Гвенда с радостью вышла бы за Вулфрика, будь он и безземельным батраком, как ее отец, но мечтала о лучшей участи и была исполнена решимости бороться за нее.

Филемон вышел в огород в новом облачении послушника.

— Хольгер! — воскликнула она, от удивления назвав брата как в детстве. — Ты послушник! Ты же всегда этого хотел!

Тот гордо улыбнулся и великодушно не обратил внимания на старое имя.

— Это все Годвин, после того как стал аббатом. Удивительный человек. Для меня такая честь служить ему.

Брат подсел к сестре на скамью. Стоял мягкий осенний день, облачный, но сухой.

— Как учеба?

— Медленно. В детстве легче учиться читать и писать. — Бывший служка поморщился. — Мальчишки меня опережают. Ноя умею писать на латыни Господню молитву.

Гвенда позавидовала. Она не могла написать даже своего имени.