— Да, конечно.

— Расскажи мне о ней.

Келес скрестил руки на груди.

— Ну… она была хорошенькая, и из хорошей семьи, и…

Он запнулся и едва слышно добавил:

— И мой отец был женат на женщине из купеческой семьи, и мой дед. Все шло так, как положено.

— Как положено. — Тайрисса сорвала веточку вереска и воткнула в волосы за левым ухом. — Ты любил ее, поскольку полагал, что должен любить ее. Что ж, это вполне соответствует твоим представлениям о мире. Числа и измерения позволяют тебе упорядоченно описывать мир. Точно так же и она была частью установленного порядка, а тебе это необходимо. Ты смотрел на нее, как на недостающий кусочек в мозаике собственной жизни.

— Неправда! — Но он не мог найти ни одного доказательства ее неправоты. Верно, он убедил себя, что любит Маджиату, поскольку хотел полюбить ее. Я нуждался в том, чтобы кто-то любил меня так же, как моя мать любила отца.

Тайрисса подняла руки и обвела широким жестом пространство вокруг.

— Взгляни на эти места, Келес. Они существовали задолго до того, как пришел ты, чтобы измерить и описать здесь каждый клочок земли. И будут существовать после того, как твои карты рассыплются в прах.

Он поежился.

— Замечательно. Большое спасибо. Я понял. Все, что я здесь делаю, не имеет никакого значения.

Она покачала головой.

— Да нет же, дурачок, ты все перевернул с ног на голову. Я не имела в виду, что твоя работа бессмысленна. Я хотела сказать что пребывание здесь действительно имеет для тебя значение. Сейчас ты просто игрушка в руках деда. Хуже того, он так вымуштровал тебя, что ты продолжишь плясать под дудку деда даже после его смерти. Любому кукольнику остается только мечтать о таких куклах!

Ты ведешь себя так, словно не понимаешь, как важна твоя работа. Составленные тобой карты откроют дорогу в эти земли. Сюда придут люди. Но если ты не осознаешь, что не только твои вычисления имеют значение, то не сможешь помочь им ни благополучно добраться до этих мест, ни подготовиться к жизни здесь.

— Тайрисса, до поселений в этих местах еще очень далеко. Да, здесь живут грабители и расхитители гробниц, но ведь это для них даром не проходит. Здесь до сих пор сильна магия.

— Верно, Келес. А для тебя это пройдет даром или нет?

— Не понимаю.

Тайрисса вздохнула.

— Не сомневаюсь, что не понимаешь. Послушай, что я скажу. Я жила в очень тесном мирке. Да, я приехала в Морианд из Гелосунда, где прошли мое детство и юность. Я убила нескольких дезейрионцев, вот почему меня выбрали, чтобы стать одной из Керу. Мой мир стал чуть шире, теперь он включал и Морианд. А сейчас мы здесь, и я вижу вещи, с которыми мне не приходилось сталкиваться никогда в жизни, и понимаю, что мир — это больше, чем один-единственный порабощенный народ. Люди Гелосунда борются за крохотный клочок земли, и им придется заплатить за него непомерно высокую цену. Не смотри на меня с таким изумлением, — ты прекрасно знаешь, что я права. Вместо того чтобы тратить время на подготовку набегов на захваченные Дезейрионом земли, и жаловаться на то, что боги от нас отвернулись, — лучше бы мой народ собрал пожитки, согнал в стада скот и отправился в Солет или Долосан, или вверх по Золотой реке. Мы могли бы создать новое государство. Но мы позволяем прошлому и собственным представлениям о долге довлеть над нами. Это ограничивает наши возможности.

Келес медленно кивнул.

— Ты хочешь сказать, что моя рабская приверженность к своей работе и воля моего деда точно так же ограничивают меня?

— Только в том, что не позволяют тебе увидеть мир таким, каков он на самом деле. — Она улыбнулась. — Каким образом можно описать мир, будучи отделенным от него пеленой чисел и лавиной бумажных свитков?

— Действительно, никаким… — Келес нахмурился. Он поднял глаза и встретился с Тайриссой взглядом. — То, о чем ты говорила… Наше путешествие не просто подтолкнуло тебя к подобным размышлениям, верно? Ты и раньше об этом думала. Вот почему выбрали тебя.

Тайрисса отвернулась и направилась к стоящим поодаль и щиплющим вереск лошадям.

— Это могло поспособствовать.

— Поэтому ты чувствовала одиночество, верно?

Она бросила на него свирепый взгляд.

— Предлагаешь мне облегчить душу?

— Нет, ни в коей мере. — Он смотрел себе под ноги. — Ты была одинока, поскольку твои взгляды были куда шире, чем у твоих товарищей. Со мной дела обстояли наоборот. Я замкнулся в своем мирке, и окружающие смирились с тем, что я упорно иду намеченным путем. Даже здесь вы все стараетесь не беспокоить меня, зато беспокоитесь сами.

— Может быть, сначала так оно и было. Но после ты сумел проложить путь мимо водоема. — Тайрисса улыбнулась. — Ты ведь не стал никому говорить, что надо делать. Ты просто сделал это сам. Ради общего блага. Ты стал частью целого — нашего отряда. Ты показал нам, что мы не просто чьи-то джианриготы.

Келес подошел к своей лошади и забрался в седло.

— Если вы все так думаете… Прости, я… Я не думал ни о чем таком, просто… Просто сделал то, что, по-моему, должен был сделать.

Она кивнула.

— Мы это поняли. Большинство из нас, по крайней мере. Боросан еще хуже тебя, а о чем подумал вирук, я вообще не имею понятия.

— Хуже меня? Вряд ли такое возможно. — Он рассмеялся. — Тайрисса, прости, что я так вел себя, наслушавшись россказней о Керу. Я не хотел тебя обидеть.

Керу развернулась и внимательно посмотрела на него.

— Ты хочешь сказать, что не находишь нас гораздо соблазнительнее выросших на пуховых перинах наленирских девиц?

— Нет, то есть… Да, я… — Келес стушевался и поник. — Лучше убей меня прямо сейчас, и я больше не буду доставлять вам хлопот.

Тайрисса расхохоталась.

— Спящий дракон начал просыпаться. Медленно, очень медленно, но начал.

На обратной дороге Тайрисса показала ему еще множество интересных вещей, в том числе вход в небольшую пещерку, который двигался, словно вдыхая и выдыхая воздух. Келес жадно ловил каждое ее слово. Когда они подъехали к месту, выбранному Моравеном для лагеря, то обнаружили троих присоединившихся к их компании бродяг. Один, высохший старик, закутанный в шкуру какого-то невиданного зверя, сидел вместе с Моравеном и Боросаном немного поодаль. Джианридин во время их странствий часто выполнял обязанности толмача, помогая им разговаривать со старателями и расхитителями гробниц. Двое бродяг помоложе и явно покрепче возились с костром, что-то поджаривая на огне. Если бы у этого чего-то не было семи ног, Келес принял бы его за кролика.

Кирас сидел рядом с ними и пытался обмениваться любезностями, но получалось плохо, — разговор выходил натянутый. Рекарафи примостился у каменной глыбы с подветренной стороны лагеря. Его волосы ерошил ветерок, он прикрыл глаза и поднял лицо. Узкие ноздри трепетали, словно он мог целиком вдохнуть жарившуюся на костре дичь. Руки расслабленно лежали на коленях, на когтях играли отблески костра.