Хотя историки обеих этих «школ» рассматривают общий ход и природу данной войны, они предлагают совершенно противоположные истолкования происходившего. И что еще трагичнее, поскольку написанные ими истории войны носят избирательный характер, вместе взятые они игнорируют не менее 40 % боевых действий на советско-германском фронте.

Но объективно еще больший вред кроется в том, что, затуманивая истинную природу войны, эти противоположные описания и истолкования укрепляют естественную склонность жителей Запада видеть в кампании на Востоке не более чем кровавый задник для куда более драматичных и значительных сражений на западных театрах военных действий — таких, как битва при Эль-Аламейне, операция «Факел», сражения при Салерно и Анцио, операция «Оверлорд» в Нормандии и битва в Арденнах. Наконец, эти «избирательные» описания внесли свой вклад в создание совершенно ошибочного впечатления, что войну с нацистской Германией на самом деле выиграли западные союзники Советского Союза.

Независимо от того, какой точки зрения придерживаются их авторы, описанные взгляды на историю этой войны отличаются достойной сожаления неполнотой в двух важных аспектах. Во-первых, более-менее точно описывая общий ход советско-германского противостояния, они предлагают неполные либо искаженные описания даже самых знаменитых операций, сражений и кампаний этой войны — таких, как операции «Барбаросса» и «Блау», битвы под Смоленском, Ленинградом, Москвой, Сталинградом, Курском, в Белоруссии и за Берлин, тем самым заслоняя настоящий характер, ход и значение этих знаменитых событий. Во-вторых, что еще вреднее, эти исторические труды сбрасывают со счетов, оставляют без внимания или преднамеренно игнорируют многие другие битвы и операции, большие и малые, потенциальное значение и конечный исход которых могли бы фундаментально изменить традиционный анализ хода боевых действий.

Так, например, немецкие (и в чуть меньшей степени — российские) историки часто высказывают сомнения в разумности решения Гитлера изменить направление наступления во время операции «Барбаросса», однако преуменьшают или вообще оставляют без внимания проведенные в этот период многочисленные контратаки, контрудары и контрнаступления Красной Армии, изображая вместо этого немецкое наступление как идущий практически без проблем марш вермахта от западных границ Советского Союза до Ленинграда, Москвы и Ростова. Серьезно преуменьшая сопротивление Красной Армии во время операции «Барбаросса», такие описания к тому же сохраняют искаженный взгляд на стратегические планы и замыслы Ставки в этот период — равно как создают неадекватный контекст для анализа причин и природы последующей победы Красной Армии под Москвой. Точно так же, затемняя или иначе обходя вниманием ключевые аспекты Московского и других наступлений Красной Армии, проведенных ею зимой 1941–1942 годов, российские историки затуманивали стратегические замыслы Ставки и преувеличивали достижения Красной Армии в этот период.

Схожим образом, долго скрывая масштаб и размах двух одновременных поражений Красной Армии весной 1942 года под Харьковом и в Крыму на начальных этапах операции «Блау» в июле-августе 1942 года, российские историки скрыли масштаб катастрофы, обрушившейся в эти периоды на их Красную Армию, затемнили стратегические планы и замыслы Ставки в эти периоды и не дали возможности адекватного понимания контекста последующей битвы за Сталинград. И что еще хуже — в контексте успешного ноябрьского наступления Красной Армии под Сталинградом, российские историки напрочь проигнорировали ее стратегическое поражение в конце ноября под Ржевом и совпадающие по времени с успешным Сталинградским наступлением менее значительные оперативные неудачи — такие, как отход на реке Чир в декабре

1942 года. Продолжая следовать этой системе затуманивания, российские историки запоздало и с большой неохотой описывали отступления Красной Армии в феврале-марте 1943 года после неудач в Донбассе и под Харьковом, в то же время старательно скрывая все аспекты ее поражений в тот же период к западу от Курска и под Ленинградом и Демянском.[263]

Даже описывая действия Красной Армии после впечатляющей победы в июле-августе 1943 года под Курском и ее драматического наступления с сентября по декабрь 1943 года к Днепру и далее, российские историки затушевывали многочисленные неудачи Красной Армии, в особенности затяжную и стоившую немалых потерь борьбу за овладение восточной Белоруссией и Киевом в октябре[264], в меньшей степени — бои за овладение Кривым Рогом и Никополем южнее по Днепру в ноябре и декабре.

Независимо от мотивов, такое преднамеренное или непреднамеренное вычеркивание этих и других «забытых битв» из анналов войны либо их затушевывание серьезно исказило историю этой войны, помешав адекватному анализу того, как и почему происходили многие военные операции, а также пониманию настоящего или потенциального значения этих операций. Это явление не только мешает нам правильно понять природу и достижения Красной Армии времен войны — оно также искажает объективный анализ великих полководцев Красной Армии и ее общего вклада армии в военные усилия союзников.

Хотя накануне войны Красная Армия и впрямь была колоссальной в смысле численности, войсковой структуры и представлявшихся ей возможностей, впечатляющие достижения вермахта в ходе операции «Барбаросса» продемонстрировали, что она оказалась колоссом на глиняных ногах[265]. После того, как уже имевший боевой опыт и обстрелянный в боях гитлеровский вермахт в первые шесть месяцев войны поверг этого колосса, воспользовавшись неспособностью Красной Армии как использовать свои войска в маневренной войне, так и управлять ими в ходе боевых действий высокой интенсивности, у Сталина и его Ставки не осталось иного выбора, кроме как в 1942 году восстановить Красную Армию фактически с нуля.