Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он помолчал.
— Все будет очень секретно, — продолжал он затем. — Никто ничего не будет знать. И много выгоды. Вы все равно уже наш, вы в моих руках, в любой момент я могу передать ваше признание о связи с нашим разведчиком. Если ваш брат узнает, что сын комиссара Борчевского имел связь с нашим вербовщиком и разведчиком, он отречется от вас, он вас самолично расстреляет, как шпиона… Вас ожидает позор, от которого вам никак не избавиться. А несколько небольших услуг, даже только одна услуга нам — и вы навсегда забудете об этом приключении и будете свободны и счастливы.
Все это было очень похоже на сон. Голос офицера настойчиво, как бред, бил в уши.
— Сын героя! — говорил офицер. — К такому есть особое доверие. Кто вас заподозрит? Ваш брат, как удалось выяснить господину Грачеву, тоже сражался в Красной Армии… Какой позор ожидает вас, если узнают о ваших сношениях со шпионом! Ну? Решайтесь!
— Нет, — повторил Антоний хрипло.
Он казался старше теперь. Лицо его осунулось, и глаза угрюмо глядели из-под длинных ресниц.
— Все равно придется вам согласиться, — промолвил офицер.
Приведенный обратно в камеру, Антоний растянулся на полу ничком и, закрыв лицо руками, заплакал, — все-таки ему было только восемнадцать лет. Ему было жалко себя. Все было бесстыдно, бесчеловечно здесь. Он вдруг свалился на дно грязной ямы, и ему суждено здесь погибнуть, в этой вонючей лжи. Теперь он лучше, чем раньше, понимал ненависть отца и брата. Отец, окруженный белогвардейцами, застрелился, чтобы не попасть в плен. Но у отца был револьвер… И он не подписывал позорной бумаги.
Антоний поднялся. Он дрожал в необычайном возбуждении, выискивая хоть щель, чтобы бежать отсюда. Было темно и тихо. Неужели еще вчера он мог радостно думать о будущем? Не может быть! Страшней того, что с ним случилось, не бывает на свете.
Он должен вырваться отсюда. А если удастся ему вырваться, то на родине никакая клевета не опорочит его. На родине победила правда. И такая любовь к родной земле охватила его, какой он тоже не знал раньше. Он расскажет все безбоязненно. Он ничего не скроет. И товарищи отбросят ложь врагов.
Не было ни окна, ни щели. Бежать невозможно. Значит — смерть.
Антоний не знал, что убивать его не намерены. Он думал, что ему предстоят пытки или расстрел, когда утром его вывели из чулана.
Ильюсь привел его к своей хате и оставил тут с Ядей. Сам пошел запрягать.
И вдруг Ядя подбежала к нему. Черный завиток выбился из-под шапочки ее на висок. Она шепнула:
— Бежим!
И потащила его за собой к озеру.
— Спаси меня от Ильюся! Уведи в Русь!..
Антоний, не раздумывая, побежал к озеру. Поскользнулся, чуть не упал, тронул кончиком пальцев лед и вновь припустил за Ядей, которая, конечно же, знает дорогу лучше его.
За холмом, на склоне, Ядя замедлила бег, остановилась, прижала руки к груди, и кисти тонких рук ее обнажились над рукавицами. Дышала она трудно и торопливо.
— Спаси меня, — прошептала она. — Ильюсь меня убить хочет.
Она внезапно прижалась к нему, и тут Антоний совершил движение почти инстинктивное, не сразу осознанное им, основанное на том, что он уже никому и ничему здесь не верил, — он вынул револьвер из кармана ее шубки и зажал в руке. Он все время высматривал оружие и, должно быть, ощутил револьвер в ее кармане, когда она прижалась к нему.
Ядя нежно и спокойно улыбнулась.
— Бери, — сказала она. — Я б сама дала тебе. Бежим!
И они быстро заскользили по озеру.
На бегу Антоний оглянулся и увидел, что позади, на вершине холма, показался Ильюсь. Он был на лыжах. Покатился по склону, завернул в сторону очень ловко и остановился. Значит, увидел беглецов и будет стрелять.
Этого человека Антоний ненавидел так, как никого еще не доводилось ему ненавидеть в жизни.
Ильюсь задумчиво глядел на советские леса. Яде должно удаться дело. Она прильнет к этому мальчишке и на той стороне будет хорошей лазутчицей. Если мальчишка не станет агентом, если выкрутится, она все равно останется. Все было сговорено точно. Она будет бегать к нему, а он — к ней. Не в первый раз совершает она такие экскурсии. Потом опять перекинут ее на другой участок. Ильюсь любил свое дело и гордился тем, что ему поручено было раскинуть сеть агентов здесь до самого города. И он стоял, оглядывая советские земли, как свои. Он был хозяином там раньше — винокуренный завод, пахота… Рано или поздно все вернется к нему обратно. Он поднял револьвер, чтобы наверняка промахнуться, — надо ж показать, что он хочет пристрелить беглецов.
И вдруг раздался выстрел. Антоний, остановившись и внезапно подняв револьвер, выстрелил в Ильюся. Стрелял он хорошо и метко.
Ильюсь пошатнулся.
— Измена! — крикнул он.
Вторая пуля свалила его, и он покатился по склону. И последней его мыслью было: «Ядя, изменница, отдала револьвер мальчишке». Он судорожно хватался за оледеневшую землю и падал… Одна лыжа, сорвавшись с его ноги, скользнула вниз, сразу перегнав его.
Ядя оглянулась на выстрелы и осталась недвижима. Бормотала только:
— Матка бозка ченстоховска, крулева неба и земли, змилуйся надо мной! Неповинна!
Все произошло внезапно и неожиданно. Ильюсь! Ее Ильюсь убит, мертв. Неужели убит? И она бросилась туда, где чернело его тело. Но Антоний крепко схватил ее за руку и потащил в лес.
Ядя, вырываясь, шипела:
— У, холера, замордовала б!..
И замахнулась свободным кулаком.
Лицо ее было изуродовано злобой.
Они были уже на той опушке, где ждали Ильюся дровни с пустыми — после сдачи контрабанды — мешками. Значит, это еще не граница, а может быть, начало нейтральной зоны. Граница в тот, двадцать второй год не охранялась еще так крепко, как сейчас.
Антоний притащил Ядю в глубь леса и тут вновь выстрелил. На тревогу примчались пограничники, и Антоний сдал им разведчицу.
В комендатуре он рассказал во всех подробностях все, что случилось с ним. Не утаил, конечно, и прошения, которое подписал столь неосмотрительно.
Труп Грачева на озере, виденный пограничниками, подтверждал его слова. Все же была произведена тщательная проверка всего его рассказа. Все оказалось правдой, и Антоний отправился к брату. Он получил даже благодарность за первое свое задержание — за привод искусной лазутчицы Ядвиги Валевской, а также за уничтожение крупного шпиона Ильи Грачева.
Об этом случае Антоний перестал через некоторое время рассказывать, потому что мало кто верил ему. Происшествие это казалось иным людям неправдоподобным, и некоторые даже считали, что