Трудно себе представить, чтобы большинство людей, принадлежавших к самой высшей варне — брахманам, неукоснительно следовали всем предписаниям, которые содержались в этом своеобразном кодексе брахманской чести, в этом индусском домострое. Очевидно, что в современном мире третий и четвертый этапы жизненного пути подавляющим большинством индусов не соблюдаются. Но не в этом дело, важно другое: существование идеала как такового, как высшей правды. И пусть на практике ему следуют немногие, но признают и духовно переживают абсолютно все. Вместе с тем индусская традиция не возбраняет в виде исключения перейти сразу от периода ученичества к стадии саньясина.

Знала Блаватская и о четырех жизненных принципах индусов: дхарме, артхе, каме и мокше. Эти принципы непосредственно соотносятся с четырьмя жизненными этапами. Известный специалист по индуизму и его реформации, наш современник Ростислав Рыбаков, точно и доходчиво формулирует такое сложное понятие индуизма, как дхарма:

«Дхарма человека — это нескончаемый перечень его обязанностей: по отношению к предкам, к богам, к окружающим, ко всему живому и неживому. Дхарма — это не только порядок, но и качество жизни. Это правило нравственного поведения, возведенное в долг. Нравственность не рекомендуется, нравственность жесточайшим образом предписывается. Нарушение дхармы есть преступление космическое»[364].

Готовясь к путешествию в Индию, в страну сохранившегося древнего знания, Елена Петровна задумывалась также и над важными для любого индуса вопросами: что такое земная жизнь, насколько она реальна или иллюзорна и что такое смерть? Идея реинкарнации, метемпсихоза была ей знакома из прочитанных книг о философских представлениях древних греков. У индусов многократное, эволюционное (от низшего к высшему) перевоплощение души в различные телесные оболочки происходит через смерть отдельного живого существа. Это многократно повторяющаяся трагедия, бесконечно длительный процесс. В этом смысле смерть не единична. Двигаясь вверх, душа «очеловечивается» и «взрослеет» и уже в человеческой ипостаси через сугубо нравственное существование и через правильное следование религиозным обычаям постигает свою истинную сущность. Просветленной душе открывается мир чистого бытия, сознания и радости — «сат», «чит», «ананда», и она освобождается от перерождений.

Артха и кама представляют основные принципы традиционного индусского жизнеустройства и связаны с двумя первыми этапами жизни: как правильно в нравственном смысле получать жизненные блага (артха) и до какой степени возможно наслаждаться красотой жизни, получая удовольствие (кама), чтобы опять не скатиться на несколько ступенек вниз по лестнице перерождения души. В конце концов человеку, именно человеку, а не какому-то другому живому существу удается достичь глубинного уровня сознания, и только тогда перед ним открывается возможность освободиться от пут времени и пространства и обрести полную всеобъемлющую свободу (мокша, мукти), соединившись со своим первоисточником — мировой душой.

Не знай Блаватская этих основ индуизма, не смогла бы она тогда написать свои замечательные книги «Из пещер и дебрей Индостана» и «Загадочные племена на „Голубых горах“».

Остальные ее работы, за исключением рассказов, объединенных в цикл «Заколдованная жизнь», относятся к произведениям философско-поэтическим. Идеи, в них содержащиеся, не выстроены в систему. Елена Петровна демонстративно сталкивает полемичные по отношению друг к другу традиции «арийских» и авраамических религий. Не так ли поступал в своих сочинениях и проповедях Свами Даянанда Сарасвати? Они в этом оказались схожи, несмотря на различие во взглядах, характере и в благородных замыслах изменить людей к лучшему. Ей было даже значительно сложнее действовать, поскольку она вела двойное существование. С одной стороны, ей приходилось мельчить и изворачиваться, исхитряться в бесконечных уловках по поиску и привлечению для своей деятельности, как сейчас сказали бы, спонсоров. С другой стороны, она должна была постоянно находиться в образе пророка, благородной дамы «нездешней стороны», допущенной полубожественными существами к познанию великих тайн мироздания. Вот и приходилось Елене Петровне Блаватской «ходить колесом» перед жаждущими зрелищ зрителями, впрочем, на этот раз не в прямом, как это она делала в каирском цирке, а в переносном смысле. Ведь она не была, как Свами Даянанда Сарасвати, живущим на подаяние саньясином.

Путешествие морем опять тяжело далось Блаватской. Плыли пароходом «Канада», два дня их болтало у берегов Америки исключительно по вине капитана, который не мог вывести корабль из дрейфа. После недолгой хорошей погоды начались дождь и штормовые ветры. Олкотт пытался повысить ей настроение веселыми песенками, а однажды вечером в кают-компании капитан решил позабавить их страшными историями о кораблекрушениях и жертвах морской стихии, отчего Блаватская окончательно пала духом и сидела с окаменевшим лицом.

Она уже с трудом верила, что доплывет до Англии. Индия казалась ей недосягаемой землей. Она утоляла голод солониной и оттачивала остроумие на англиканском священнике, который пропускал ее колкости мимо ушей. Это был добродушный, неконфликтный человек, с вкрадчивым голосом и смешной фамилией Стурдж, переводимой на русский язык как Осетр. Его рот и в самом деле напоминал рот этой благородной рыбы. Он был красноречив и изрядно утомлял Блаватскую своей болтовней. Когда «Канада» наконец-то достигла берегов Англии и вошла 3 января 1879 года в грейвлендский порт, он попросил у Елены Петровны фотографию на память.

Блаватская и Олкотт остановились в южном предместье Лондона — Норвуде в доме американского медиума Мэри Биллинг и ее мужа, по профессии врача. Блаватская провела немало времени в Британском музее за чтением необходимых ей книг и рукописей. Ее навешал старый знакомый — Чарлз Карлтон Мэсси, избранный в 1878 году первым президентом Британского теософического общества. Это был первый их филиал, в котором помимо Мэсси работали над теософской идеей Стейнтон Уильям Моузес и подруга Блаватской Эмилия Кислингбери. В то время Чарлз Карлтон Мэсси восторгался «Изидой без покрова», в которой русская фантазерка с детской непосредственностью причудливо смешала разнородные эзотерические традиции, словно это были обыкновенные краски. Ее усилиями получилась такая разноцветная завораживающая размывка, что голова шла кругом. Ему, лирическому поэту, разделяющему взгляды прерафаэлитов, было чему поучиться у старой леди.

Елена Петровна с ходу сотворила несколько «феноменов» и без особенного труда убедила Мэри Биллинг в существовании Гималайского братства. На протяжении последующих лет она не теряла с ней связи и, судя по письмам Елены Петровны Альфреду Перси Синнетту, та в отличие от Чарлза Карлтона Мэсси оказывала ей какое-то время определенную поддержку в борьбе с теософской оппозицией в Лондоне.

В середине января Блаватская написала письмо сестре Вере о том, что плывет в Индию, и послала ей целую кипу своих фотографий.