лег, да и рубашку постирал.

– А бигуди не накрутил?

– Нет, – машинально ответил Гущин.

– Ну и слава богу.

Пока он соображал, как вести себя после глупости с рубашкой, Колесников бросил трубку. Получилось не очень складно. Ссориться с заказчиком, да еще в первый день командировки, было не в его правилах. Но слово не воробей, и дело не в том, что его не поймаешь, а в том, что ловить его – самое глупое занятие. С этим он и уснул.

3

Каждое утро вместе с потребностью умыться у него возникала потребность разрядить скопившуюся за ночь энергию мышц, иначе он целый день ходил, как вареный. Шуточка насчет гантелей, которые он якобы возит с собой, имела вполне реальную почву. Пусть не гантели, но спортивный костюм, кеды, а то и лыжные ботинки он укладывал в сумку так же обязательно, как бритву или зубную щетку. Ребята из наладки не понимали его и посмеивались. «Старик, – говорил Сережа, друг Саблина, прикуривая папиросу от своего же окурка, – чрезмерное внимание к своему здоровью или одежде делает мужчину смешным, особенно в коллективе, где работают люди с организмами, измотанными бесконечными семейными неурядицами, никотином и алкоголем. И смотрят они на твое исполинское здоровье, если можно так выразиться, с нищенской гордостью. Как тот мужик, который увидел прыгающего со скакалкой барина и решил, что барин спятил».

А шеф-инженер Бельский, большой любитель давать ценные советы, вразумлял: «Юрочка, ну как ты не можешь понять, что наладочное управление не институт, не пожарная команда и даже не завод, которые считают своей обязанностью участвовать в спортивной жизни. Наладке нужны узкие специалисты. Здесь высокий лоб, переходящий в лысину, ценится дороже, чем широкие плечи и узкая талия. Спортсмены для них прежде всего лодыри и тупицы».

Говорить можно сколько угодно, а думать – тем более. Но тот же Сережа, называющий зарядкой опохмелку, хватится к сорока, если не раньше, и почувствует, что в его организме имеются и сердце, и почки, и печень, а врачи, как и наладчики, тоже умеют отделываться назидательными упреками типа: «О чем же вы раньше думали!» А что касается трудолюбия и глубокого ума Бельского, то они пропадают сразу после собрания. А седые волосы и выпуклый живот производят впечатление в основном на гостиничных администраторов. Пусть говорят и пусть посмеиваются, в конце концов, поговорку «плюй на все и береги свое здоровье» придумал не Юрий Васильевич Гущин и «смеется тот, кто смеется последним» – тоже не он. А возить за собой гантели совсем необязательно. Если человек уважает себя – гостиничного номера с двумя стульями вполне достаточно, чтобы держать свое тело в хорошем состоянии. Приспособиться можно к любым условиям – было бы желание.

Он уже закончил разминку, когда увидел в зеркале женское лицо, из-за дверного косяка его внимательно разглядывала Юля. Он не успел удивиться, а голова уже спряталась. Дверь захлопнулась, и послышались Юлькины заверения, что она только зашла и она не хотела подсматривать. На середине очередного извинения Юля замолчала. Гущин слышал, как она, нервничая, топчется по прихожей. Он засмеялся.

– Вы оденьтесь, пожалуйста.

Он взглянул в зеркало на загорелое тренированное тело в белых плавках.

– А чего ты испугалась?

– Оделись?

– Сейчас.

Юля сначала приоткрыла дверь и, увидев на Гущине брюки, вошла и остановилась поодаль.

– Ты почему не на работе? Женька, тот уже раза три из ТЭЦа на поселок и обратно смотался.

– Вот и я собираюсь. Тебя что, за мной прислали?

– Нет, я прибраться пришла. А зачем ты в стенку руками уперся и пыжился, словно сдвинуть хотел?

– Говорила, только зашла, а сама полчаса подглядывала.

Юля захихикала и отвернулась.

– А смеяться чего?

– Да я подумала, чокнутый какой-то. Нет, правда, я ни разу такого не видела, даже испугалась немножко. – И она снова засмеялась.

Когда он добрался до ТЭЦ, Колесникова в кабинете не оказалось. Там ругались, и, видно, давно: красивый, но какой-то запущенный парень, одетый так, словно пришел не на работу, а выскочил во двор наколоть дров, наскакивал на лысоватого мужичка с юркими глазами. На Гущина он даже не посмотрел. Зато второй обрадовался.

– А мы вас заждались. Я Евгению Матвеевичу объяснял, человек с дороги, отдыхает. А у того же горит. Да тут еще неприятности с кладовщицей получились.

– Чтобы он сам сгорел, – подхватил парень.

– Ладно, Коля, как-нибудь в другой раз съездишь.

– «Ладно», «ладно»! Кому ладно, а кому и накладно. У меня сено пропадет, если не вывезу, а ему на рыбалку приспичило. Не знаю, что бы сделал с этими рыбаками. Из-за двух несчастных гольянов на край света упрутся. Не мужики, а дети малые – смотреть противно.

– Не обращайте внимания, это у нас свои споры. Я пойду поищу Колесникова, он где-то здесь бегает.

Они ушли. Гущин так и не понял, с кем разговаривал. Молодой, по всей вероятности, был шофером, ну а постарше, с лысиной, старательно замаскированной остатками волос, наверное, мастер или снабженец. Зазвонил телефон. Кто-то настырно дожидался, чтобы ему ответили. Звонок тарахтел назойливо и громко. Наконец по коридору застучали шаги и в кабинет вбежал Колесников.

– Алло, фу черт, опустили. Ты чего не взял?

– А что я им скажу?

– Ладно, если нужно – найдут. Что так долго спишь?

Гущин не ответил, а Колесников не стал переспрашивать.

– Здесь Лемыцкого не было?

– Были двое, парень и один. – Гущин замялся, не зная, как потактичнее описать.

– С лысиной, что ли, тогда это и есть начальник котельной Станислав Станиславович. А куда он пошел?

– Тебя искать.

– К вечеру найдет. – Он застучал ботинком по полу, выбивая какую-то мелодию. – Анекдот у нас получился. Когда давали телеграмму, я спросил у кладовщицы про фтористый натрий. Она сказала, что есть. Я поверил. Сегодня проверил, и натрий оказался не фтористый, а углекислый. Такой вот подарочек. Теперь давай думать, как быть, может, без него обойдемся?

Гущин второй раз видел Колесникова, и оба раза он начинал разговор с неприятных вестей и выкладывал их с таким видом, словно испытывал удовольствие.

– Без фтористого нельзя. В вашей воде много соединений кремния, большинство из них перешло в накипь. Кроме фтористого, они ничего не боятся.

– Значит, будем искать, – опять чуть ли не с радостью согласился Колесников. – Ухова я уже озадачил. Он к снабженцам ближе сидит, и отношения у них братские. Значит, с реагентами два ноль не в нашу пользу. Теперь схема. – Он быстренько набросал ее на листке и протянул Гущину.

Первое, что бросилось ему в глаза, – чистота и четкость рисунка, сделанного от руки за одну-две минуты. Глядя