– Ты уже решила, что станешь делать с ним?

– Не знаю, Мартин. Давай поговорим об этом завтра, – сказала я, крепко сжимая ожерелье, словно боясь, что оно задушит меня. – Нам обязательно нужно найти Донну, это единственное, что сейчас может помочь нам обоим.

– Том, это я.

– Скажи мне, что ты возвращаешься обратно в Лондон.

– Не сегодня, – отозвалась я, не позволяя ему поколебать мою решимость.

– Я только что разговаривал с Дойлом. Он не пожелал распространяться насчет завтрашней встречи, но я полагаю, что мы должны быть готовы ко всему. Они нашли водителя такси, который привез тебя домой. Судя по всему, он подобрал тебя в час тридцать на Кингс-роуд и отвез в Ислингтон. Обслуживающий персонал в «Уолтон Армз» подтвердил, что все посетители разошлись из паба к половине двенадцатого. И Дойл хочет знать, чем ты занималась эти два часа в Челси.

– Ты же сам понимаешь, что я не обязана отвечать на этот вопрос, Том.

– Кроме того, я разговаривал с Мэттью Кларксоном.

Судя по той паузе, которую он выдержал, прежде чем продолжить, мне не должно было понравиться то, что я услышу.

– Кровь, обнаруженная на постели Донны. Она не была менструальной.

Я постаралась не давать воли своему воображению. Темно-бордовые пятна на белоснежной простыне, словно щелочь на лакмусовой бумаге.

– Эксперты полагают, что в ту ночь Донна истекала кровью. Они пытаются провести анализ брызг, чтобы предположить, что там могло произойти.

Где и каким образом Мартин поранил костяшки пальцев? Где и как я заработала порез на ноге? Отчего у Донны пошла кровь? Какую рану она получила? Моя бедная голова буквально разрывалась от вопросов, которые теснились в ней.

– Фран, прошу тебя, возвращайся в Лондон. Если полиция узнает, что ты нарушила их предписание, если они узнают, что ты побывала в доме Мартина, то наверняка арестуют тебя.

– Я намерена рискнуть.

– Полагаю, нам самое время начать собирать команду адвокатов.

– Не надо. Еще рано. Зато мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня. Мне нужно, чтобы ты приехал ко мне. Я прошу слишком многого, но это может оказаться единственным выходом, который и положит конец всей этой истории.

Дед часто брал меня с собой на рыбалку. А мама, после того как родители развелись, любила вытаскивать меня из дому. В четырнадцать лет в городке особо нечем заняться. Обслуживающий персонал в пабе вечно требовал предъявить удостоверение личности, а местный викарий гонял нас, когда мы отправлялись в парк, запасшись сидром и сигаретами.

Рыбную ловлю едва ли можно назвать идеальным развлечением для девушки-подростка, да и я не отличалась особым терпением, будучи не в силах высидеть на одном месте больше часа в ожидании клева. Но мне нравилась коробка с перьевыми блеснами, этими крошечными султанчиками алого, бирюзового и зеленого цветов. Дед цеплял их на крючок своими грубыми, желтыми от никотина пальцами. То были единственные брызги цвета в моем тусклом и однотонном мире.

Я очень долго не вспоминала наши посиделки у реки, но теперь не могла думать ни о чем ином. Безопасные воспоминания, единственные, которым я могла доверять…

Схватив пальто, я закрыла за собой дверь комнаты. Перед выходом из паба я взяла с собой таблицу приливов, бросив фунтовую монетку в специальную жестянку на выходе. Оказавшись на главной улице, я застегнула пальто и двинулась на солоноватый запах моря, надеясь, что он приведет меня на набережную. Справа от меня потянулась череда рыбацких хижин, а слева открылась береговая полоска сланцевой глины, на которой виднелись вытащенные из воды лодки. Я быстро шагала прочь от паба, и звуки ночной стихии успокаивали меня: шорох морских волн, набегающих на гальку, шелест ветра в жесткой траве, растущей по обеим сторонам гудроновой дорожки. Взгляд мой устремился на море, и я увидела цепочку огоньков, медленно двигающихся по воде: это контейнеровозы направлялись в Европу, Африку и другие части света.

Сунув руки в карманы, я решила, что отправлюсь в круиз, когда все закончится. Я представляла, как переодеваюсь к ужину и пью мартини в баре с панелями из орехового дерева в стиле ар-деко. Я буду вести неспешные беседы с супружескими парами пенсионеров и играть в шаффлбол на палубе, подобно героиням романов Агаты Кристи.

Я еще никогда не бывала в круизах, и мне вдруг отчаянно захотелось отправиться в путь, как и сделать тысячу самых разных дел, о которых я всегда мечтала, но не могла себе позволить из-за работы. Кулинарные курсы в Тоскане, поездки верхом в горах Андалузии, долгое путешествие на поезде из Санкт-Петербурга в Сибирь или на машине из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. Курсы лепки и драматургии, обучение итальянскому или игре на саксофоне. Все это числилось в списке моих желаний, и я дала себе слово, что возьмусь за них, если переживу нынешнюю неделю.

Впереди показался Дорси-Хаус, черный силуэт которого зловеще выделялся на фоне темно-синего и розовато-лилового неба. Облака, принесшие недавний дождь, рассеялись, и на небосклоне теперь мерцали звезды, словно крупинки сахара, рассыпанные по синему бархату, а полная луна напоминала головку одуванчика, подвешенную в небесной вышине.

Я шагала вдоль полоски огней, ведущей к самому дому, и вошла в него через незапертую дверь теплицы.

Внутри было тихо и темно, если не считать негромкого воркования голубей, которые свили гнезда где-то на потолочных балках. Подсвечивая себе телефоном, я стала искать выключатель, хотя и не знала, есть ли в доме электричество. Обнаружив его возле двери в теплицу, я с облегчением вздохнула, когда над головой у меня вспыхнула тусклая лампочка.

Я переходила из комнаты в комнату, включая потолочные светильники и настольные лампы, пока дом не стал выглядеть куда уютнее, чем прежде. Затем сняла пыльные чехлы с мебели и стала кашлять и чихать, когда с них поднялись в воздух серые клубы.

Я чувствовала себя одержимой. Шестеренки завертелись, и, хотя я понимала, что могу остановить их, вернувшись в Лондон, меня не покидала уверенность, что перестраховка ничем мне не поможет.

За последний месяц я приняла слишком много неправильных решений и совершила массу ошибок. Меня могли арестовать и выгнать из конторы. Я потеряла все шансы получить шелковую мантию, зато обрела сразу двух мужчин, уверяющих, что любят меня. На первый взгляд, это было здорово, учитывая, как долго я оставалась одна, но, принимая во внимание, что один мог оказаться убийцей, а другой уж точно являлся насильником, радоваться тут было нечему.

Отказавшись возвращаться в Лондон и рассказав Алексу Коулу и Мартину Джою о своем местопребывании – в одиночестве, в старом доме у моря, – я совершила очередной дурацкий поступок. Оставшись тут, я стала уязвимой. Лишней. Но именно в этом и заключался мой план. Очутившись на самом краю, я вновь обрела власть над собой и способность отвечать ударом на удар.