Иларион призывает умершего Владимира встать и посмотреть на процветание Русской земли и Русской Церкви: "Встани, о честьная главо, от гроба твоего, встани, отряси сон, неси бо умерл, но спиши до общаго всем встания… Встани, виждь чадо свое Георгия, виждь утробу свою, виждь милаго своего, виждь, егоже Господь изведе от чресл твоих; виждь красящего стол земли твоей, и возрадуйся и возвеселися. К сему же виждь и благоверную сноху твою Ерину [Ирину-Ингигерд], виждь внукы твоя и правнукы, како живуть, како хранимы суть Господемь, како благоверие держать по преданию твоему, како в святыя церкви частять, како славять Христа, како поклоняються имени Его. Виждь же и град величеством сияющь, виждь церкви цвету ща, виждь християньство растуще, виждь град, иконами святых освящаем, блистающься, и тимияном обухаем [фимиамом благоухающий], и хвалами и божественными песнями святыми оглашаем. И си вся видев, возрадуйся и возвеселися и похвали благаго Бога, всем сим строителя".

В заключение Иларион просит Владимира помолиться а земле Русской, о людях ее и особенно о сыне своем, "благовернем кагане нашем Георгии", дабы он без ущерба веру сохранил и "с богатством добрых дел без соблазна Богом данными ему люди управивьшу".

"Слово о законе и благодати", по собственному замечанию его автора, было адресовано не к "неведущим", но к "преизлиха насыщьшемся сладости книжныя". Другими словами, Иларион удовлетворял интеллектуальные запросы немногих лиц - даже не всего княжего двора, а только самого Ярослава и состоявшего при нем избранного кружка образованных книжников. Тем не менее Иларионово "Слово" нельзя ограничить рамками "элитарной литературы", ни вообще "литературы". В известном смысле оно было явлением государственного порядка. Историософские воззрения Илариона по справедливости можно считать первой в истории отечественной мысли "русской идеей", содержавшей в себе доктрину национальной независимости и исторического оптимизма . Обращаясь к прошлому, "Слово" имело в виду живую современность, провозглашало неотъемлемое право Руси и Русской Церкви на самостоятельное историческое бытие. И в этом голос Илариона был настолько созвучен общей тональности Ярославова княжения, что сегодня "Слово" кажется чуть ли не программой деятельности "самовластца", который, продолжая дело своего великого отца, положил жизнь на укрепление государственного, церковного и духовного суверенитета Русской земли.

Новые церковно-политические идеи, выпестованные при дворе Ярослава, оказали огромное воздействие на отношения Русской земли с соседними государствами. Если говорить о связях с западными странами, то здесь в 30-40-х гг. XI в. обозначился важный перелом. Более или менее случайные политические контакты предшествовавшего времени уступили место осмысленной европейской политике, которая возвела Русь на положение великой европейской державы, закрепив за Ярославом роль равноправного партнера, желанного союзника, а в иных случаях и покровителя государей христианского Запада. Накануне церковного раскола христианского мира (1054) русский "самовластец" заставил Запад признать самую тесную причастность Русской земли к историческим судьбам Европы. Характерно, что Адам Бременский, писавший свою хронику уже после разделения Церквей, все же поименовал Ярослава "святым королем" (rex sanctus). Слово "святой" здесь употреблено в значении "благочестивый" . Древнерусский книжник сказал бы: "христолюбивый князь".

Из сопредельных Руси западных стран больше всего внимания к себе по-прежнему требовала Польша. Хотя русским границам с этой стороны уже ничто не угрожало, однако внутри польского общества набирали силу тенденции, которые в Киеве считали нежелательными и опасными. Польская государственность стремительно деградировала. После того как в 1034 г. Мешко II был насильственно умерщвлен, княжеская власть окончательно сделалась игрушкой в руках могущественных вельмож. Наследник престола Казимир был еще слишком юн, чтобы княжить самостоятельно, поэтому поначалу опеку над ним приняла его мать Рикса (или Рихеза), урожденная принцесса пфальцская, племянница германского императора Отгона III. Не имея никакой опоры при княжеском дворе, она окружила себя немцами, которые попытались править Польшей как завоеванной страной. Польские паны не потерпели подобного обращения. Рикса была изгнана, и опека над Казимиром перешла к представителям знатных польских родов.

Польша в первый раз испытала прелести шляхетского правления. Несколько лет страну раздирали междоусобные свары. Когда же паны согнали с престола и повзрослевшего Казимира из опасения, что он захочет отомстить за свою мать, Польша погрузилась в полный хаос. Паны растаскивали польские земли по кускам. Простой люд, доведенный до отчаяния бесчинствами шляхты, восстал и принялся избивать знать и грабить богатые поместья. Социальный протест сопровождался почти повсеместным возвращением поляков к язычеству, убийствами христианских священников, сожжением церквей и монастырей, разграблением церковного имущества.

Несчастьями Польши немедленно воспользовалась соседняя Чехия. В 1039 г. чешский князь Брячислав I вторгся в Польшу с сильным войском и, не встречая на своем пути никакого сопротивления, овладел обширной Силезской землей. Польское государство находилось на краю гибели.

Польша в начале XI в.: а - приблизительная граница Польского государства; б - границы других государственных образований; в - польские города, известные по письменным источникам; г - польские города, существование которых в XI в. устанавливается данными археологии

Казимиру не оставалось ничего другого, как обратиться за помощью к бывшим врагам Польши. Германский король Генрих III (1039-1056, император с 1046 г.), в чьи планы не входило чрезмерное усиление Чехии, согласился оказать военную поддержку польскому изгнаннику. Он начал войну с Брячиславом I, который после упорной борьбы вынужден был отказаться от дальнейших видов на Польшу, хотя и удержал за собой завоевания в Силезии. Тем временем Казимир в сопровождении 500 немецких рыцарей вступил на польскую землю, где к нему примкнули все те, кто смертельно устал от бесконечной смуты; вместе с князем в страну вернулось христианское духовенство. Законная власть была восстановлена на всей территории Польши по левую сторону от Вислы.

Иначе обстояло дело на висленском правобережье, в Мазовии - племенной земле мазовшан. Христианство не успело пустить глубоких корней на этой лесистой и дикой польской окраине. Мазовшане отказались признать Казимира и выбрали своим князем некоего Мецлава (в русских летописях - Моислава). Польские летописцы, по всей видимости, намеренно исказили его происхождение. Согласно Галлу Анониму, прежде он был чашником при дворе отца Казимира Мешко II; Винцентий Кадлубек называет его слугой ("из низкого рода прислуги"). Однако Повесть временных лет присваивает Мецлаву княжеский титул. Возможно, вождь мазовшан был представителем боковой линии династии Пястов.