поговорить с участниками рейса о том, что они передумали и пережили за те два дня, когда принималось решение, оказалось бы, что почти все ощущали подавленность, глубокую грусть по тем, кто остался дома. Но, за немногими исключениями, тридцать четыре человека, что были тогда на борту «Антея», не терзались перед неразрешимой дилеммой.

Возможно, это объяснялось тем, что большинство членов экипажа были профессиональными космонавтами. Механики гравитации, навигаторы, даже биологи и кабинщики не впервые выходили в космос. В сущности, разница между полетом корабля среди звезд и в пределах Солнечной системы не так уж велика. Тот же распорядок жизни, те же месяцы отрезанности от мира, которые становятся нормой существования. Спутники капитана Кука, уходя на три года в море, считали эту эпопею обычной работой.

Разумеется, двадцать шесть лет и год-два — это большая разница.

К тому же поворот событий был неожиданным.

Профессионализм предусматривает чувство долга. Они летели к звезде, и обстоятельства сложились так, что ради завершения полета им приходилось идти на жертвы. Торможение и разворот корабля лишали смысла столетний полет. «Антей» станет путешественником, повернувшим обратно в нескольких днях пути от полюса или от вершины, потому что путь слишком труден. Не невозможен, а труден. И в этом была принципиальная разница.

Поэтому гравиграмма, отправленная на следующий день к Земле, сухая и даже обыденная, отвечала действительному положению дел.

«После обсуждения создавшейся ситуации экипаж корабля „Антей“ принял решение продолжать полет по направлению к альфе Лебедя, выполняя полетное задание…»

Правда, не было уверенности, что послание достигнет цели.

18

Гравиграмма не дает деталей.

Детали все же были.

Ночью Павлыш, не в силах заснуть, бродил по кораблю — его угнетала неподвижность сна — и вышел к зимнему Внешнему саду. Он пожалел, что не взял плавок, чтобы искупаться, но решил, что все равно искупается, потому что вряд ли кому еще придет в голову идти сюда ночью. И только он начал раздеваться, как увидел, что к бассейну, с полотенцем через плечо, подходит Гражина.

— Еще минута, — заявил он, — и я бы нырнул в бассейн в чем мать родила.

Он почувствовал, что улыбается от щенячьей радости при виде Гражины. Если бы у него был хвост, он бы им отчаянно крутил.

— Если я мешаю, то уйду.

— Знаешь ведь, что я рад, — сказал Павлыш.

— Не знаю, — ответила Гражина.

И тут же остановила жестом узкой руки попытку признания.

Гражина сбросила халатик и положила на диван. На этот раз на ней был красный купальник.

— Сколько их у тебя? — спросил Павлыш.

— Ты о чем? — Гражина остановилась на кромке бассейна.

— Разрешено брать три килограмма личных вещей — ты привезла контейнер купальников?

— Удивительная прозорливость. Я их сшила здесь.

— Ты еще и шить умеешь?

— Играю на арфе и вышиваю гладью, — ответила Гражина. — Можешь проверить.

И прыгнула в воду. Брызги долетели до Павлыша.

Когда голова ее показалась над водой, Павлыш крикнул:

— А мне сошьешь? Я не догадался взять плавки.

— Не успею, — ответила Гражина. — Я отсюда хоть пешком уйду — только бы с тобой не оставаться. Самовлюбленный павиан.

— Ты первая, кто нашел во мне сходство с этим животным.

Пришлось еще подождать, потому что Гражина под водой переплывала бассейн до дальнего берега. Павлыш любовался тем, как движется в воде тонкое тело.

Когда она вынырнула, он спросил:

— А если ты так хотела на Землю, почему ты первой сказала о втором варианте?

— О том, чтобы лететь дальше?

— Ты сказала раньше капитана.

— И ты решил, что из-за тебя? Чтобы остаться с тобой на ближайшие четверть века?

— Нет, не подумал.

— И то спасибо. Я сказала об этом, потому что это было естественно. Не сказала бы я, сказал бы кто-то другой.

— А если завтра спросят?..

— Я скажу, что согласна.

Гражина цепко схватилась за бортик, подтянулась и села, свесив ноги в воду.

— Тогда скажи почему?

— Сначала я тебе отвечу на другой твой вопрос, который ты еще не задал: спешу ли я к кому-то на Земле? Меня ждет мама. Наверное, отец, но он очень занят. Он не так часто вспоминает, что у него есть взрослая дочь. Есть мужчина, который думает, что меня ждет… Мы что-то друг другу обещали. Обещали друг друга. Как будто должны вернуть взаимный долг. Он старше меня. Я чувствую себя обязанной вернуться к нему, потому что он ждет. И честно говоря, мне его очень не хватает. Он интересный человек. Мне никогда не бывает с ним скучно…

— Ладно, — не очень вежливо перебил ее Павлыш. — Ты себя уговорила. Я осознал. Я проникся. Я начинаю рыдать.

— Тогда считай, что мы обо всем поговорили.

— Нет, не поговорили. Ты не ответила на главный вопрос.

— На вопрос, почему я согласна остаться здесь? Да потому, что у меня нет другого выхода.

— Есть. У каждого из нас — есть. Я думаю, если хоть один человек скажет, что он не согласен, мы вернемся обратно.

— И ты хотел бы, чтобы я была тем самым человеком, из-за которого это случится?

— У каждого своя жизнь. Только одна.

— И ты хотел бы быть таким человеком? Или, может, ты уже решил стать таким человеком?

— Я подожду, пускай кто-то скажет первым.

— Это еще подлее. Ты, оказывается, и трус?

— Трус потому, что хотел бы вернуться?

— Трус потому, что не смеешь в этом признаться.

— Дура! — в сердцах закричал Павлыш. — Я не буду проситься обратно. Я знаю, что не буду проситься!

— Скажи — почему?

— Ты рассердишься!

— Из-за меня!

— Да.

— Глупо.

— Я тебе противен?

— Дурак. Ты самый обыкновенный. И, наверное, не хуже других. Я еще очень мало тебя знаю. Но любой женщине… любому человеку это приятно. Лестно.

— Спасибо, и все же не сказала о себе. Почему нет выхода?

— Потому что я выбрала такую профессию, которая несет в себе риск не вернуться домой. Не все корабли возвращаются на Землю. Это было и это будет.

— Я понимаю, когда так говорит капитан-1. Он космический волк.

— Не надо меня недооценивать, — сказала Гражина, — если тебе нравится форма моих бровей или ног. Я — не слабый пол.

— Не пугай меня. Мне не хотелось бы, чтобы у моей будущей жены был характер потверже моего.

— Твое счастье, что я не буду твоей женой. К тому же я старше тебя.

Потом Павлыш проводил Гражину до ее каюты. Они говорили о Ялте. Оказалось, что оба жили недавно на Чайной Горке, в маленьком пансионате.

Дверь в каюту Гражины была приоткрыта. Горел свет.

На кровати Гражины