– Ты меня знаешь, начальник?

– Мы тебя установили уже. Ты в бегах, но это мелочи по сравнению с умышленным убийством двух и более лиц с отягчающими. Ты же понимаешь, что это пахнет пожизненным.

– И че мне терять, начальник?

– А ты подумай, Губа! На хрена тебе усугублять все до такой степени. Сдайся добровольно, пойди на сделку с правосудием, и тебе могут скостить до двадцатки. А это уже шанс выйти оттуда.

– Ой, купил ты меня! – нехорошо засмеялся Губарев. – А то я не знаю. Да через пятнашку я напишу заяву, и меня выпустят. У вас там сидеть уже негде. Опять же амнистия какая подкрадется незаметно. Не, не сидеть мне пожизненно, даже если и дадут.

– Зря ты так думаешь, Губа! Оттуда не выходят. А те редкие исключения из правил, что там выживают, они выходят умалишенными, полными социальными и физическими импотентами. Ты там подохнешь, а я тебе жизнь предлагаю, Губа!

– Да пошел ты, начальник, – крикнул в ответ Губарев и тут же заорал на ребенка: – И ты заткнулся, утырок! Не, начальник, не уговоришь. Я пошел, но если хоть одна сука двинется за мной, я сопляка вам с дыркой в башке оставлю. И объясняйте начальству как хотите эту историю. А потом ее по частям буду отдавать. Хотите?

– Не дури, Губа! – крикнул Гуров, чувствуя, что впервые в жизни он теряет самообладание.

И тут до него дошло, что Бойцова нет уже на том месте, где он только что лежал. Гуров понял, где сейчас может быть его шустрый помощник. Спина участкового мелькнула и исчезла справа уже на половине расстояния до Губарева. А ведь получится, думал сыщик. Там хныкает и истерит женщина, там ревет во всю глотку ее ребенок. Губарев ведь не слышит ничего. Надо его еще отвлечь.

Гуров вышел из-за дерева и показал свободные руки, в которых не было оружия.

– Губа! Еще два слова, а потом беги, если захочешь! Прошу два слова.

И Гуров начал нести такую околесицу про гуманизм, про не убий, не укради. Он специально нес полную чушь, составляя такие наборы слов, которые ему только приходили в голову. Он должен был во что бы то ни стало помочь Бойцову отвлечь на себя Губарева. А Губарев сейчас как раз и стоял и пялился на Гурова, не понимая, что это за цирк такой.

Уголовник сначала слушал, потом повел стволом пистолета и, не целясь, выстрелил в сторону Гурова. Пуля ударилась в землю почти возле ноги сыщика. Инспектор ДПС дернулся было, но Гуров зашипел на него:

– Лежать!

И в этот момент Бойцов наконец добрался до Губарева. Ему как раз помогло то, что уголовник убрал ствол от головы женщины. Один прыжок, и рука Сашки обхватила шею Губарева, а кисть второй вцепилась мертвой хваткой в кисть его руки. Они повалились на землю, свалив и заложницу. Ребенок закричал от испуга, женщина кинулась к сыну, закрывая его собой.

Гуров бросился что было мочи вперед. Его обогнал старший лейтенант из ДПС. Еще две секунды борьбы, и пистолет из рук Губарева выбили, а самого положили на живот и сцепили за спиной руки наручниками. Гуров обессиленно уселся на землю. Он смотрел, как молодая женщина неистово целует лицо Сашки Бойцова, как она подсовывает ему ревущего в голос пацана то ли для того, чтобы мальчик целовал своего спасителя, то ли наоборот.

– Глупышка! Все же кончилось.

В кабинете генерала Орлова горели все потолочные светильники. Довольный и веселый заместитель директора музея Егоров сидел, откинувшись на спинку кресла, и смотрел с большим удовольствием на худого и подвижного профессора Гафановича. Старик был в ударе. Он вышагивал, как аист, по кабинету и вещал, рассказывал, обобщал и делал выводы. Он находился в своей тарелке и был тоже, безусловно, рад, что в той тарелке он смог чуть ли не в одиночку раскрыть такое преступление и вернуть государству замечательную и очень ценную коллекцию ювелирных украшений.

– Вы понимаете, это же дома-реликвии, их под стеклянный колпак надо было, а мы под снос. Это первые дома выше одного этажа в Горчакове. Так называемые доходные дома. Квартиры там сдавались внаем. И жили там самые состоятельные и важные люди. Вокруг Горчакова сосредоточено несколько мелких имений, здесь воздух считался по какой-то причине чуть ли не целебным. И жил в этом доме в дорогой квартире врач Крупянников Всеволод Зиновьевич. Врач с хорошей практикой и с приличным доходом.

– Были времена, когда врачи получали как генералы, – засмеялся Орлов.

– Мы нашли тетради Крупянникова, – заявил Егоров. – Благодаря вам, товарищи сыщики, поняли теперь, в чем дело.

– Да-да! – закивал Гафанович. – Он был простым лекарем. Ничем не выделялся из среды своих коллег, но до тех пор, пока не придумал схему. Очень простую, но очень эффективную. А что вы хотите? Конец девятнадцатого и начало двадцатого века. Народ продвинутый и эрудированный. И тут появляется врач Крупенников и заявляет некой вдове майорше Пузанцевой, что у нее опухоль мозга или другая страшная болезнь, которая на слуху, про которую в ежемесячном вестнике прочитать можно.

– Дамочка в истерике, дамочка просит вылечить, – засмеялся Егоров. – Дамочка сулит большие деньги. Лекарь, кто бы мог подумать, вылечивает госпожу Пузанцеву. Слава, чудо-лекарь, посланец божий. И слава, и почет, а они несут деньги.

– Лекарь вел у себя учет. И оказалось, что брал он только что не борзыми щенками. И обстановка его квартиры была изысканна, и деньгами он брал. Как монетой, так и ассигнациями. Потом этот прохиндей нашел золотую жилу. Он пришел по вызову к купчихе Брыкаловой. И увидел он у нее или на ней драгоценности невероятной красоты. И придумал он Брыкаловой страшную болезнь, от которой он лечил ее на протяжении трех лет. А у Брыкаловой на тот момент были стесненные обстоятельства. А болезни своей и смерти она так боялась, что спустила все свое состояние Крупенникову.

– И он что же, – спросил Орлов, – знал, что в одном из шкафов есть тайник, или заказал его изготовить?

– Это нам неизвестно, как и дальнейшая судьба самого доктора Крупенникова. Главное, что врач, человек, призванный дарить жизнь, оказался дарующим смерть. Его наследие унесло столько жизней. Но каков наш Курочкин-то?

– Слаб он оказался перед сим испытанием, – философски наметил Гуров. Как уж они там с Копытиным нашли этот тайник, я не знаю, но как только они его открыли, то сразу перестали быть людьми. Золото вырвалось на свободу и принялось убивать и убивать. Проклятые какие-то драгоценности. А дальше Копытину не повезло встретиться с Губаревым.

– Как он жесток, – покачал головой Гафанович. – Из-за золота убивать друзей?

– Не друзей. Нет в их среде среди них друзей. А может, у него и другие причины были, узнаем после окончания следствия. Я представляю, как кусал локти Самарин. Сколько лет его тесть прожил рядом с золотым шкафом, и никто не знал и не догадывался даже про тайник. И продать-то шкаф Самарин уговорил тестя, чтобы денег заработать на этой сделке. Первого Губарев убил, может, и правда в драке, или Хондулян на него решил напасть и убить, а Губарев только защищался. Но потом смерти пошли чередой. Копытина могли убить уже для того, чтобы доля каждого повысилась. Копытин им никто, не их поля ягодка. А может, он просто решил забрать себе один весь клад, что хранился в квартире Крупенникова под полом. Только там бумага одна, ценности те ассигнации теперь не имеют.