— Мэгги, — тихо и ласково произнес Коннор.

Таким голосом он разговаривает с лошадьми, подумала она. Этим низким, убаюкивающим тоном, который заставляет их стоять смирно, пока он их запрягает. Она не желает участвовать в этом.

Коннор поднял руку и потянулся к Мэгги, а она повернулась, чтобы уйти. Его протянутая рука повисла в воздухе всего в нескольких дюймах от нее. Он мог бы дотянуться и прикоснуться к ней. Но не сделал этого.

Опустив руку, Коннор смотрел, как Мэгги уходит. Он ломал себе голову, как убедить ее уехать с ранчо. Теперь он это знал.

Мэгги сидела в кресле-качалке и кормила Мередит, когда Коннор вернулся в дом. Она не подняла глаз ни когда он вошел в комнату, ни пока готовился лечь в постель. Однако Мередит следила за ним глазами, и Коннору даже во взгляде дочери чудилось осуждение.

— Я слышала, нас посетили угонщики скота, — сказала Мэгги, поднимая Мередит к плечу.

— Это правда. — Коннор скользнул под одеяло и перекатился на бок, подперев голову рукой. — Дансер нашел их следы. Завтра собираемся их выследить.

— Вы их ищете или устраиваете засаду и ждете их возвращения?

— Или так, или этак. А в этом случае применим оба варианта. Патрик, Бен и Люк будут их поджидать. А остальные будут охотиться за ними.

— Остальные?

— Дансер, Бак и я.

Мередит отрыгнула.

— Вот хорошая девочка, — похвалила ее Мэгги. — Готова спать? А? — Она чмокнула дочь в щечку. — А Раштон? — спросила она Коннора.

— А что Раштон? Отец не поедет. — Он протянул руки, когда Мэгги поднялась с кресла. Она передала ему Мередит, и он перевернулся на спину, положив ребенка к себе на грудь.

Мэгги расстегнула платье.

— Он полагает, что поедет, — сказала она. — Собственно, я уверена, что он на это рассчитывает.

— Тогда пусть рассчитывает на что-нибудь другое. Это слишком опасно. Он уже много лет не ездил верхом по трудной местности, и я не уверен, что он умеет обращаться с оружием.

— Он осматривал твой шкаф с оружием. Похоже, что ему известно, с какого конца стреляют.

Коннор перестал гладить шелковистые черные волосы Мередит.

— Что ты хочешь сказать, Мэгги? Что я должен взять его с собой только потому, что он все еще может сесть на коня и держать ружье?

— Нет, конечно, нет. — Мэгги расстегнула пуговки на ботинках и сняла чулки. — Тебе придется решать, поможет ли он или станет помехой. Мне просто кажется, ты не должен его игнорировать.

— Это он тебя научил?

— Нет! — Мэгги бросила платье на пол, переступила через кольцо из ткани и подошла к шкафу, чтобы достать ночную сорочку. — Я только считаю, ты должен обдумать последствия, если не возьмешь его с собой. Это будет пощечиной.

В ответ раздалось тихое, невнятное рычание Коннора.

Мэгги взяла Мередит, поднесла ее к лицу Коннора, чтобы он ее поцеловал, потом уложила в кроватку. Постояла над ней, ласково похлопывая ее по попке, а младенец извивался и попискивал. Коннор задул лампы, и девочка почти тотчас же затихла. Мэгги постояла над ней еще несколько минут, потом забралась в постель.

Она лежала на спине и смотрела в потолок. Чувствовала, что Коннор наблюдает за ней. Он ожидал, что она заговорит именно о том, о чем ей совсем не хотелось говорить. Чувства ее были еще слишком свежи, чтобы произносить в спальне имя Берил.

— Что произошло сегодня между тобой и твоим отцом? — спросила она тихо. Хотя их тела не соприкасались, Мэгги почувствовала, как он замер, и поняла, что попала в больное место. — Я знаю, что-то произошло, — продолжала она. — Вы с ним выехали утром в довольно хорошем настроении. Но с тех пор не обменялись и пятью словами.

Коннор не ответил сразу, потому что его мысли вернулись к их разговору с Раштоном.

— Я спросил, почему он уехал, — наконец ответил он. — Он сделал из моего деда козла отпущения, сказав, что Старый Сэм думал, будто он увезет мать с ранчо. Удобно, поскольку Старый Сэм не может оправдаться.

Это объясняло поведение Коннора, понимала Мэгги, но некое шестое чувство подсказывало ей, что было что-то еще. Она ждала, используя молчание, чтобы подтолкнуть его.

— Он мне сказал, что мама просила его покинуть «Дабл Эйч».

Мэгги выдохнула, только тут заметив, что затаила дыхание.

— И ты ему не поверил.

— Я назвал его лжецом.

— Ох, Коннор, — мягко произнесла она. — Ты можешь представить себе какую-либо причину, которая могла заставить Эди желать отъезда Раштона?

Он не колебался:

— Нет. Никакой причины не было. Она любила его. Он был для нее всем — значил больше, чем Старый Сэм, или я, или ранчо. Когда так любишь человека, то не просишь его уехать.

Ее голос звучал мягко.

— Разве? — спросила она. — Даже если считаешь, что он очень несчастлив?

На этот раз Коннор не ответил.

На рассвете Мэгги и Берил стояли на крыльце и смотрели вслед мужчинам.

— Ему вовсе не следовало ехать, — сердито сказала Берил. — Он может погибнуть.

Мэгги искоса взглянула на нее. Обращенное к ней в профиль лицо Берил было бледным и застывшим.

— Следовало, — ответила она. — Не в его характере просить других сделать то, что он не сделал бы сам.

— Он и не просил других.

— Полагаю, что не просил. Но это его земля, Берил. Он за нее в ответе.

— Уже не его.

Нахмурившись, Мэгги повернулась лицом к Берил:

— Что ты хочешь сказать? Конечно, ранчо принадлежит ему.

Из-под черных бровей голубые глаза Берил казались еще светлее. Уголки рта опустились.

— О чем ты говоришь? — спросила она, явно озадаченная. — Он продал это ранчо.

— Продал? — Зеленые глаза Мэгги затуманились, потом снова прояснились. — Продал, — тихо повторила она. Теперь она поняла, что они говорили о разном. Берил волновалась не о Конноре. Ее беспокойство и гнев были вызваны Раштоном. — Конечно, — сказала она. — Не знаю, о чем я думала. — Мэгги поспешно ушла в дом, чтобы Берил не заметила улыбку, которую она была не в силах скрыть.

Дансер оглянулся через плечо и успел увидеть, как Мэгги вернулась в дом.

— Ну, — сказал он остальным, — они друг дружку пока еще не убили. Бак рассмеялся. Раштон с Коннором промолчали.

— Конечно, если нас не будет больше одного дня, — рассуждал Дансер, — все может случиться.

Коннор бросил на старателя недовольный взгляд.

— Лучше бы тебе подумать о том, что нам предстоит, чем о том, что осталось позади. — Это было его последнее высказывание по этому поводу, и Дансер понял намек.