— Спасибо за откровенность.

— За откровенность не благодарят, за откровенность казнят покровительством.

— Прекрасно сказано, по-восточному мудро. Но в таком случае возникает еще одно условие.

— Слушаю и внемлю, — без какого-либо налета иронии молвил Рамал.

— Если ты когда-нибудь вспомнишь о моем «вхождении в подземелье»… Если ты решишься вспомнить о нем… Пусть даже не вслух, или хотя бы мысленно… Я тотчас же пристрелю тебя.

Запрокинув голову, верховный советник какое-то время задумчиво смотрел в потолок, словно обреченный, решивший перед казнью насмотреться на небо.

— Именно так вы и должны будете поступить, Крым-баши. Ибо так велит гнев повелителя.

«Ну что ж, — размышлял главком Сухопутных войск, заторможенно как-то созерцая всю ту безумную демонстрацию военной мощи, которую начали здесь, в столице, без его приказа и ведома. — В конечном итоге поездка в Киев имеет свои прелести. По крайней мере во вводе бронетехники на Красную Площадь тебя обвинить не смогут. Хотя, кто там потом будет разбираться, где именно ты был? Твои войска? В твоем подчинении находятся? Твои подчиненные командуют ими? Вот и отвечай за них!»

— Что они делают?! Нет, вы посмотрите, что они вытворяют! — вдруг не удержался водитель, напрочь забыв, что везет сразу трех генералов. — Они что там все, по штабам этим ядерным, охренели, что ли?! Не понимают, что эта техника способна натворить на улицах Москвы, если начнутся стычки?!

— Никаких стычек не будет, — обронил Банников, глядя, как наперерез им, застопорив движение, идет еще одна колонна боевых машин пехоты и танков. — Не посмеют. Против такой силы переть не посмеют.

— Почему же не посмеют? — заело водителя. — Разве в городе вся эта бронесила чего-нибудь стоит? Не во вражеском, в бою добытом, а в своем, русском, городе, да к тому же в столице?! Или, может, командиры этих частей рассчитывают палить по москвичам из орудий и давить толпу гражданских гусеницами?

— Помолчите, прапорщик, — прервал его монолог полковник, порученец Банникова.

— А ведь он прав, — процедил Буров, вступаясь за водителя.

— Какого черта прав?! Ничего он не прав! Кто против такой силы попрет?! Позабиваются по подъездам и будут сидеть тихо. Разве что по кухням коммунальным судачить станут.

— Даже во вражеском городе танки и бронетранспортеры — это всего лишь пылающие коробки. А в Москве, при нулевой эффективности и притом, что солдаты в подавляющем большинстве своем не знают города, зато знают, что вся эта толпа — свои, советские… Они попросту растеряются. И будут оппозиционеры вытаскивать их из танков да смотровые щели брезентами и куртками закрывать.

— Не нагнетайте обстановку, генерал-майор, — в такт и в тон лязганию гусениц пробасил главком. — Никаких жертв не будет. Это же демонстрация, — обернулся он к Бурову. — Всего лишь демонстрация…

— Чего? Техники, что ли?

— Силы. Обычная, превентивная демонстрация силы, — нервно постучал главком кулаком по бардачку, и все поняли, что оправдывается он уже не перед ними, сидящими в машине, а перед теми, кто будет предъявлять ему это обвинение официально, то есть перед прокуратурой, прессой, народом, перед самим собой. — И приказа открывать огонь — у солдат нет. Да и снарядов в машинах нет. Патроны для личного оружия — те, конечно, имеются. Тут уж, как водится. Однако приказа на огонь они не получали.

— Когда в солдат полетят бутылки с зажигательной смесью, а смотровые щели водителей позакрывают брезентом и одеялами, они откроют огонь без всякого приказа, — обреченно произнес прапорщик. — В моем послужном почти два года «афгана» в воздушно-десантных войсках. Я знаю, что это такое.

— Отставить! — взъярился Банников. — Я сказал, что это всего лишь демонстрация силы. Устрашение для тех, кто не подчинится. А вы, прапорщик, ищите дорогу. Ищите способ добраться до штаба. Не можем же мы до утра простоять на какой-то там на обочине!

И тут вдруг всех удивил все тот же полковник-порученец. Он повел себя как переагитированный солдат, решивший, что в этой гражданской войне ему лучше сражаться по ту сторону баррикад.

— Прошу прощения, товарищ генерал армии, но бывают случаи, когда самое разумное — лишний часик простоять где-нибудь на обочине, всеми забытыми и никем не замеченными. И не надо было вам торопиться с возвращением из Украины. В конце концов у нас там три округа. А время такое, что самый раз проинспектировать их. Особенно Прикарпатский округ, тем более что когда-то вы им командовали.

В салоне машины воцарилось неловкое молчание. Банников понимал, что и полковник, и прапорщик-афганец по-своему правы. Как понимал и то, что теперь, когда выяснилось, что водитель — из афганцев, да к тому же из десантников, с ним следует вести себя уважительнее.

— Совет, может быть, и дельный, — неожиданно спокойно проворчал он. — Да только слишком уж запоздалый. И вообще если бы вчера я был в Москве, я бы сделал все возможное, чтобы всю эту «гусень» поганую в город не вводить. Ведь перепашут же все: асфальт, мостовые…

— А что касается инспектирования Прикарпатского военного… — неожиданно нарушил обет молчания генерал-майор, с которым Буров знаком не был и который, хотя и представился, но имя его сразу же было забыто. Судя по всему, он оказался всего лишь попутчиком, с которым Банников вместе вылетал из Киева. — Это как раз неплохой вариант. К нему еще не поздно вернуться.

— Было бы не поздно, может, и вернулся бы, — хрипло проворчал Банников.

Теперь он и сам вспоминал о пребывании в тихом, спокойном Киеве, как о спасительном реанимационном сне. Ведь никто же его из Украины не отзывал, никто не приказывал. В суете путчистской о нем бы попросту забыли. И вернулся бы он в опаленную Белокаменную уже после всего этого путч-борделя. К тому же вернулся бы чистоплюйчиком.

— Но ведь можно же организовать какой-то повод для возвращения, — молвил генерал.

— Организовать телефонный звонок от начальника разведки округа или одной из его армий, — дело не сложное, — продолжил свои размышления вслух Банников, — но… Только недавно прочел в книге этого вашего предателя из ГРУ Резуна-Суворова, — с явным наслаждением бросил он булыжник в огород Главного разведуправления в лице Бурова. — Там он как раз о Прикарпатском говорит. Почти дословно помню: «В Прикарпатском военном округе грандиозные изменения. Нагло умер командующий Прикарпатским военным округом генерал-полковник Бисарин». Кстати, — добавил от себя Банников, — я этого генерала знал и когда-то служил под его командованием. — Командование военным округом принял генерал-лейтенант танковых войск Обатуров. И сразу же в штабе военного округа начались массовые увольнения людей Бисарина и замена их людьми Обатурова. И сразу же волна изменений покатилась вниз, в штабы армий…» И дальше — в том же духе.

— Не слишком ли старательно изучаете труды одного из самых подлых предателей Родины? — подколол его Буров.