Человек, которого он нанял вместо покойного Джонатана Джефферса, много раз просил его перевести «Рейнольдз» на линии верхней Миссисипи или Иллинойса, где она была бы более к месту, или даже на Миссури – опасную и неспокойную, но приносящую невероятную прибыль, если пароходу удавалось выжить на ней. Эбнер Марш отказался, а когда письмоводитель продолжал настаивать на своем, уволил его. Он полагал, что шанс обнаружить «Грёзы Февра» на северных реках сводится к нулю.

Кроме того, в течение последних нескольких месяцев Марш в ночные часы делал секретные остановки на дровяных складах Луизианы и пустынных островах Миссисипи и Арканзаса, где подбирал беглых рабов и переправлял их на север, в свободные штаты. Тоби познакомил его с тайной группой, именовавшей себя подпольной железной дорогой. Операции эти осуществлялись под их руководством. К железной дороге Марш был еще не привычен и предпочитал называть это дело подпольной рекой. Занятие это наполняло Марша чувством, что, помогая неграм, он как-то наносит вред Деймону Джулиану. Иногда он с кем-нибудь из беглых рабов присаживался на палубе и заводил разговор о ночном народе или «Грезах Февра» и тому подобных вещах, полагая, что, может статься, чернокожим известно что-нибудь, чего не знают белые. Но никто из них не сообщал ему ничего полезного.

Свои поиски Эбнер Марш продолжал почти три года. Годы эти выдались тяжелые. К 1860 году Марш из-за убытков, которые приносила «Эли Рейнольдз», был по уши в долгах. Пришлось закрыть конторы, открытые им в Сент-Луисе, Новом Орлеане и других речных городах. Ночные кошмары больше не беспокоили капитана, но с каждым годом он становился все более и более замкнутым. Иногда Маршу казалось, что он по-настоящему жил только в течение того времени, что провел с Джошуа Йорком на борту «Грез Февра», а потом жизни в полном смысле слова не было.

С той поры месяцы и годы проходили для Марша как во сне. В другие времена отношение к тому периоду у него было прямо противоположным. Реальностью он считал настоящее, красные чернила в бухгалтерских книгах, палубу «Эли Рейнольдз» под ногами, запах ее дыма, пятна на новом желтом ковре. Воспоминания о Джошуа, великолепие построенного ими вместе большого парохода, холодный ужас, который вызывал в нем Деймон Джулиан, все это было сном, думал Марш, поэтому нет ничего удивительного в том, что все бесследно исчезло, неудивительно, что речники считают его помешанным.

События лета 1857 года еще в большей степени напоминали сон. По очереди, один за другим уходили из его жизни те люди, с которыми были связаны воспоминания Марша о «Грезах Февра». Через месяц после возвращения в Сент-Луис старый Тоби Лэньярд уехал на север. Слишком яркими остались в его памяти воспоминания о возвращении в рабство, и он хотел как можно дальше убраться от рабовладельческих штатов. В начале 1858 года Марш получил короткое письмо, в котором говорилось, что он нашел место в одном из отелей Бостона. Дэн Олбрайт устроился на новенький, с иголочки, быстроходный большеколесный пароход из Нового Орлеана. Летом 1858 года, когда в Новом Орлеане разразилась желтая лихорадка, Олбрайт, к своему несчастью, вместе с кораблем находился в городе. Лихорадка унесла жизни тысяч людей, включая и Олбрайта, но благодаря ей власти города решили наконец всерьез заняться улучшением его санитарного состояния и ликвидацией открытых сточных канав. Капитан Йергер командовал «Эли Рейнольдз» до конца сезона 1859 года, после чего ушел в отставку и поселился у себя на ферме в Висконсине, где год спустя тихо умер.

Когда Йергер ушел, Эбнер Марш в целях экономии сам стал командовать своим заднеколесным пароходом. К тому времени из старых членов команды почти никого не было. Дока Терни прошлым летом ограбили и убили в Натчезе-под-холмом. Кэт Грувер покончил с рекой и перебрался на запад, сначала в Денвер, потом в Сан-Франциско, а оттуда куда-то в Китай или Японию или еще какое Богом забытое место. Вместо Дока Терни Марш нанял Джека Эли, работавшего когда-то вторым механиком на «Грезах Февра». У него служили и другие члены команды с пропавшего парохода, но постепенно кто отправился в мир иной, кто нашел другую работу. К 1860 году из всех переживших триумф и ужас лета 1857 года уцелели только сам Марш и Карл Фрамм.

Фрамм, несмотря на то, что его квалификация позволяла ему водить более крупные и престижные суда, работал на «Эли Рейнольдз». Память его хранила много такого, о чем он не хотел рассказывать даже Эбнеру Маршу. Лоцман по-прежнему оставался человеком добродушным, но уже не был таким рассказчиком, как раньше. В глазах его поселилась печаль, которой до этого Марш не замечал там. Теперь Фрамм никогда не расставался с револьвером.

– На случай, если мы их найдем, – пояснил он. Марш только фыркнул.

– Эта вещица не причинит Джулиану никакого вреда.

Карл Фрамм криво улыбнулся, сверкнув золотым зубом.

– Это не для Джулиана, капитан. Это для меня. Живым я им больше не дамся. – Он посмотрел на Марша. – Я и вам могу помочь, если уж дойдет до дела.

Марш помрачнел.

– До этого не дойдет, – покачал он головой и ушел из рулевой рубки.

Этот разговор сохранится в памяти Марша до конца дней. Еще он помнил рождественский вечер в Сент-Луисе 1859 года, который давал один из капитанов большого судна из Огайо. Марш и Фрамм пришли на него вместе с другими речниками города. После того, как немного выпили, настал черед рассказывать речные небылицы. Почти все из них он знал наизусть, однако есть в этом что-то успокоительное и приятное, когда слушаешь, как бывалый речной народ потчует байками коммерсантов, банкиров и красивых женщин, которые ничего подобного в жизни не слыхали. Рассказывали истории о Старом Эле, короле аллигаторов, о корабле-призраке Раккурчи, о Майке Финке и Джимми Боуи, об Оглушительном Джеке Расселле, о большой гонке между «Эклипсом» и «А.Л. Шотуэллом», о лоцмане, который прошел страшный участок реки в тумане, хотя уже умер, о проклятом пароходе, который двадцать лет назад завез на реку черную оспу, в результате чего погибло что-то около двадцати тысяч индейцев…

– И к чертовой матери скатилась торговля мехами, – закончил рассказчик.

Все рассмеялись, не смеялся только Эбнер Марш да еще несколько человек. Потом кто-то начал врать о невероятно огромных пароходах, «Урагане» и «Э. Дженкинсе», которые якобы себе на дрова растили на штормовых мостиках собственные леса, и гребные колеса у них были таких не правдоподобных размеров, что для полного оборота им требовался год. Эбнер Марш улыбнулся.

Тогда сквозь толпу с бренди в руках пробрался Карл Фрамм.

– Послушайте не байку, а сущую правду, – начал он голосом подвыпившего человека. – Есть пароход по имени «Озимандиас», вы знаете…

– Никогда не слышали о таком, – отозвался кто-то. Фрамм улыбнулся уголками губ.

– Лучше бы вам никогда его не видеть, – сказал он, – потому что тех, кто его видел, уже нет на белом свете. Пароход появляется только ночью, весь темный-темный. Выкрашен такой же черной краской, как и трубы, только внутри в кают-компании лежит ковер цвета крови, и повсюду висят серебряные зеркала, множество зеркал, но в них никто не отражается. Зеркала всегда пусты, хотя в салоне полно народу, белолицые пассажиры в прекрасных одеждах. Они все время улыбаются. Только не отражаются в зеркалах.