Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты, конечно, слабак, но я умудрился проиграть тебе дважды… Проигрывать девице было бы… — Он скривился.
— Ага, — сказала я и допила чашу до дна.
Алим первый из всех придворных сказал мне тогда:
— Тебе придётся избавиться от этого твоего… Ли.
Я протянула чашу, чтобы евнух снова её наполнил.
— Избавиться?
Алим усмехнулся.
— Ему нельзя верить. Он слишком самостоятелен. Ты и сам это понимаешь, Рьюичи. И все понимают. Даже до меня дошло, — добавил он со смехом.
Я снова залпом осушила чашу.
Хрустальный флакон, казалось, солнцем горел у меня на груди.
Ту ночь мы закончили паршиво: прогулялись в императорскую темницу, куда я приказала поместить Ванхи. Ли или другой Шепчущий снова напитал магией волшебные знаки, погасшие со смертью императора, и деться тануки было некуда. Он даже человека больше изображать не мог: грустный толстяк-енот. Впрочем, при виде меня он снова разразился лающим смехом.
— Пришла убить меня, чужестранка?
Я повернулась к пьяному в стельку Алиму.
— Ну-ка повтори, что в твоей степи делают с наглыми зарвавшимися енотами.
Алим повторил. Мы с Ванхи внимательно его выслушали.
— Ты не сделаешь это, — пролаял тануки. — Не сможешь.
— Верность нельзя купить, — повторила я, вспоминая его слова. — Но если уж продаёшься, Ванхи, стоило выбирать хозяина умнее. Я бы тоже могла подарить тебе Шепчущих, и ты это знаешь.
Не буду описывать то, что мы потом сделали. Что я потом сделала. Потому что вызывать драконов, уничтоживших целую армию — одно, а своими руками подталкивать человекоподобного енота в котёл с кипящим маслом — совсем другое.
— Зря… — заплетающимся языком бормотал потом Алим. — Н-надо было… сначала… шкуру… с него… того.
А я дрожащими руками вливала в себя саке, пытаясь заглушить вопли в ушах. Не получалось.
О Ли мне с тех пор считал нужным напомнить, кажется, каждый встречный. Об этом шептались слуги и мягко говорили новые советники, кстати, Ли же и выбранные.
Он слишком много на себя берёт, именно он правит страной, слишком самостоятельный, да как он смеет ставить себя наравне с генералами и наместниками! Бывший раб! Его в цепях нужно отправить на рудники в Рё-Ка!
А кстати, оставалось ещё это Рё-Ка.
И Йоко, после смерти Угэдэя ставшая тихой-тихой, как будто неживой. Видеть меня она не хотела, да и я её… навестила раз, выслушала безжизненные «да» и «нет». Ли приходил к ней куда чаще, чем ко мне. Посылал доверенных служанок, боялся, что она лишит себя жизни.
Я ревновала.
С ним должно быть покончено, шептали мне. А потом и хрустальный флакончик стал обжигать грудь, напоминая о плате.
Спустя неделю после смерти Ванхи я приказала Ли явиться в императорские покои на ужин.
Он явился. Рассказал, что изо всех сил готовит мне коронацию (это правда, я следила). Что столицу удалось призвать к порядку, торговля с султанатом, а также степью восстановлена. Ах да, а ещё именно он теперь глава наёмников Возрождённых. Государь желает посмотреть на голову Сузаку? Он хранит её для меня в спиртовом растворе. Послать за ней слугу?
Я отказалось. Не думаю, что чья-то голова, пусть и отлично сохранившаяся, благотворно сказалась бы на моём аппетите.
Которого у меня и так не было.
Я приказала подать нам ещё саке, а потом велела всем убираться подальше от этих покоев, вообще всем, даже страже. Сейчас будет серьёзный разговор, и я хочу, чтобы мы остались одни.
Ли подобрался.
— Государь?
— Не называй меня так. Я же просила.
— Госпожа, — Ли нахмурился.
— Почему ты не предупредил меня о том, что подменишь зеркало и приведёшь Возрождённых во дворец?
Ли опустил глаза.
— Госпожа, умоляю, простите. Но вы могли нас выдать.
— То есть ты мне не доверяешь? Не доверяешь, что я могу сохранить тайну?
— Можете, госпожа. Но ваше поведение… Покойная королева могла заподозрить, вы же понимаете.
Я понимала.
— Однажды Йоко или Соль… Кстати, как он там?.. Или кто-нибудь ещё важный для тебя окажется под угрозой. И ты предашь меня. Снова. Ты ненадёжен. И уже сейчас забираешь у меня власть. Ты же слышал, о чём говорят во дворце, не так ли? К тому же, тебе единственному известно наверняка, кто я такая. Ты — угроза. Я всегда буду думать о том, кому и что ты рассказал про меня. И однажды это может стоить мне жизни.
Ли поставил чашу, отодвинул кресло от низенького стола и неторопливо опустился ниц.
— Если госпожа так считает, мне следует умереть.
Я сняла хрустальный флакон со шнурка, открыла крышку. В наступившей тишине капли звонко утонули в саке.
Я положила пустой флакончик на стол.
— Поднимись и выпей.
Ли покорно сел в кресло. Посмотрел на флакон — теперь он его видел. Зажмурился на мгновение и взял чашу. Прижал её к губам.
— Постой.
Ли поднял на меня усталый взгляд. Мне показалось, что в его глазах мелькнула надежда.
— А как же тост? — улыбнулась я и тоже подняла чашу. — За нового императора!
— Да, госпожа, — кивнул Ли. — Пусть его правление будет долгим и счастливым.
Глаза в глаза, не отрываясь — мы выпили.
Я поставила чашу на стол и выдохнула. Всё было кончено.
— Я люблю тебя, Ли. Прости меня.
Он улыбнулся. Впервые широко и даже почти радостно.
— Я понимаю, госпожа. Вы всё сделали как должно. Вы… — Он запнулся, будто хотел сказать мне что-то, но не мог.
Я подождала, но продолжения не последовало.
— Ли, мне кажется, тебе следует уйти. Я позову слуг, тебя проводят в твои покои.
— Госпожа… Я бы хотел остаться с вами, — прошептал Ли и посмотрел вдруг так отчаянно и беспомощно, что у меня сердце заколотилось как бешеное.
Я поскорее отвернулась.
— Нет. Я хочу побыть одна. Уходи.
— Да, госпожа. Я…
— Немедленно!
Он повиновался. Конечно, это же Ли. Я слышала, как он вышел в коридор и к нему бросились слуги. А потом и ко мне — убрать со стола и принести всё для письма. Я приказала вынести столик на веранду — здесь огромные окна, и сад очень близко. А ещё видно луну. Я, оказывается, очень люблю луну… Потом я долго писала, ставила печати, отдавала распоряжения наёмникам-стражникам. Эти, уверял меня раньше Ли, служат верно. Не освобождайте их, госпожа. Нам нужны верные слуги. Я вспомнила Шики, но согласилась.