На этот раз Девил не присоединился к ней. Он просто нежно обнимал жену, дожидаясь, пока она придет в себя Онория блаженно улыбнулась и с такой же властной силой сжала руки. Девил не сказал, что любит ее, но после всего случившегося она не нуждалась в словах. Как истинный Кинстер, он не говорил, а действовал.

Они принадлежали друг другу, и этого было вполне достаточно. Их любовь росла вместе с ребенком в чреве Онории. Вот оно — их достояние, их жизнь.

Очнувшись от сладкого забытья, Онория начала ласкать мужа, искусно пробуждая желание. В следующее мгновение он встал, взял жену на руки и вышел из ванной.

— Мы же еще мокрые, — удивленно сказала Онория, поняв, что Девил направляется в спальню.

— Мы быстро высохнем.

И они действительно высохли быстро, извиваясь на шелковых простынях и подтверждая взаимную любовь самым прекрасным способом из всех существующих на свете. Чуть позже Онория заснула у Девила на груди. Он лежал и улыбался.

Настоящие Кинстеры умирают в своих кроватях.

Подавив смешок, Девил посмотрел на жену, но она уткнулась лицом в его плечо. Он осторожно перевернул Онорию на бок. Она снова прижалась к нему, положив руку на грудь. Девил обнял ее и поцеловал в висок.

«Владеть и держать» — это девиз их рода, но также и супружеский обет. Один из предков Девила заплатил чудовищную сумму, чтобы его выполнить. Женившись на Онории Пруденс, он понял почему.

Иметь — это прекрасно, но любить и никогда не расставаться — гораздо лучше.

Сомершем-Шейс, Кембриджшир

Сентябрь 1819 года

«Коллегия Кинстеров» была в полном сборе.

Мужчины наслаждались отдыхом в библиотеке, похожие на сытых, ленивых хищников. Девил отодвинул свое кресло от письменного стола и положил ногу на ногу, устроив отличную люльку для наследника — Себастьяна Сильвестра Джереми Бартоломью Кинстера. Главный объект внимания всего клана был крещен несколько часов назад, его головка еще не высохла.

Уэйн расположился в кресле, Габриель и Гарри — на кушетке, Люцифер и Ричард развалились в креслах возле камина. У каждого в руках был бокал бренди. Они пили в честь его светлости герцога Сент-Ивза. В библиотеке царила атмосфера радостной умиротворенности.

Ее нарушил частый стук каблучков в холле. В распахнувшуюся дверь влетела Онория. Одного взгляда на ее лицо и горящие глаза было достаточно, чтобы понять: кто-то попал в беду.

Девил встретил жену улыбкой. Он давно выработал свою позицию: что бы ни возбудило гнев жены, герцог Сент-Ивз тут совершенно ни при чем. Онория кивнула ему с устрашающей серьезностью. Кузены хотели встать, но она взмахом руки показала, что этикет ее сейчас не волнует. Шурша юбками, герцогиня подошла к письменному столу и, скрестив руки на груди, уставилась на мужчин. Все, кроме Девила, были награждены гневным взглядом.

— Мне стало известно, — начала она, медленно и четко выговаривая каждое слово, — что кое-кто из присутствующих заключил пари — я правильно выразилась? — и не по поводу дня рождения Себастьяна, хотя и в этом нет ничего хорошего, а по поводу даты его зачатия. — Онория остановила свой взор на Габриеле и надменно подняла брови. — Я не ошиблась?

Габриель насторожился, его худые щеки окрасились легким румянцем. Он покосился на Девила, но тот смолчал.

— Эта информация верна, — хмуро заявил Габриель.

— Вот как? — Глаза Онории отливали стальным блеском. — И сколько же вы все выиграли?

Габриель растерянно заморгал. Себастьян что-то пробормотал. Обращаться за помощью к Девилу было бессмысленно. Его светлость обожал жену не меньше, чем сына. Краем глаза Габриель заметил, что у Онории появилась мощная защита в лице их матерей, столпившихся возле дверей библиотеки. Гарри, сидевший рядом, окаменел. Уэйн поежился и снял ногу с коленки, Ричард и Люцифер встали, Габриель без труда понял, что они хотели ему сказать.

Что ж, им не впервой испытывать на себе гнев герцогини.

— Семь тысяч шестьсот сорок три фунта.

Брови Онории взлетели вверх. Потом она улыбнулась.

— Мистер Постлтуэйт будет очень доволен.

— Постлтуэйт? — В голосе Ричарда прозвучала тревога, охватившая и всех мужчин. — Что он будет делать с такой суммой?

Онория широко открыла глаза.

— Нужно сделать в церкви новую крышу. Мистер Постлтуэйт был в полном отчаянии: это стоит уйму денег. А если мы отдадим все мистеру Мэрриуэзеру, он обидится.

Мужчины переглянулись, не веря своим ушам. Девил, корчась от беззвучного смеха, опустил голову и принялся разглядывать ангельское личико сына.

Первым нарушил молчание Уэйн.

— Итак? — бросил он, подчеркнув интонацией свое мужское превосходство.

Этот прием подействовал бы на любую женщину, но только не на Онорию. Она пристально посмотрела на Уэйна и перевела взгляд на Габриеля.

— Вы отдадите всю выручку с процентами мистеру Постлтуэйту, дабы он использовал деньги, как сочтет нужным. Вы ответственны за это позорное пари, а теперь я заставлю вас отдать деньги викарию. — Онория произнесла эту фразу тоном судьи. — Приговор обсуждению не подлежит. В качестве дополнительного наказания вам придется присутствовать на церемонии освящения. — Она сделала паузу. — Надеюсь, я выразилась ясно?

Ее взгляд был полон вызова, но никто его не принял. Онория сухо кивнула.

Себастьян заплакал, весьма красноречиво оповестив присутствующих, что ему пора есть. Онория тут же позабыла об участниках пари, их непристойном поведении и даже о крыше.

Она властно протянула руки, и Девил с озорной улыбкой отдал ей ребенка.

Она направилась к двери, не обращая ни малейшего внимания на пятерых рослых мужчин. Дамы, стоявшие в холле, последовали за ней.

Пятеро мужчин с тревогой переглянулись. В глазах шестого сияла гордость.

Они заплатили безропотно. Мистер Постлтуэйт был в восторге. Через месяц Кинстеры пришли на церемонию освящения и помолились о том, чтобы судьба не лишала их благодеяний.

Увы, судьба не услышала эти молитвы.