– И что из того?

– Ну вот, стало быть, – развел руками Коля. – Я давал присягу, и мой долг возвратиться в распоряжение моего командования.

– Ты в своем уме?! – возмутился Штейн. – Солдатский долг – умирать, защищая свою Родину от врага! От врага, понял?! А не сдохнуть, как собака, от рук энкавэдэшных следователей. Ты что же думаешь, тебя дома с хлебом-солью встретят? С оркестром? Ковровую дорожку постелют? Ты даже до трибунала не доживешь.

– Это дело не мое, – подвел итог Коля. – Я давал присягу, я командир Красной армии, и мой долг – выполнить приказ командования. Я возвращаюсь, а там как Бог даст.

– Болван, – резюмировал Штейн.

Стокгольм, 31 мая 1942 года.

В немецком посольстве не произошло ничего существенного для постороннего взгляда. Рано утром прибыли два крепких господина средних лет с незапоминающимися лицами. Они предъявили охранникам на воротах свои документы и беспрепятственно прошли на территорию. Это были костоломы из VI Управления РСХА. Ввиду раннего времени они не стали отмечать свои командировочные удостоверения в приемной посла, а проследовали напрямую в апартаменты военного атташе. Багажа и клади при себе у них не было.

Там их уже ждали. В приказе, который они получили от Шелленберга, было сказано, что они поступают в распоряжение гауптштурмфюрера СС Фишер, поэтому прибывшие личности ожидали увидеть коллегу мужского пола. Их изумлению не было предела, когда они увидели молоденькую девушку, почти девочку, с нежными ямочками на щеках и в соблазнительном платье. Оба господина, переглянувшись, подмигнули друг другу, дескать: «Не задание – мечта! Не баба – конфетка! Заодно и роман крутанем».

Девушка сидела за столом военного атташе и приветливо разглядывала вошедших.

– Здравствуйте, – обратилась она к ним с очаровательной и многообещающей улыбкой. – Давайте знакомиться. Меня зовут Марта Фишер. Вы направлены в мое распоряжение.

– Генрих.

– Иоганн, хотя вы можете звать меня просто Ханни. Так зовет меня моя мама.

Девушка капризно надула губки и свела тонкие бровки к переносице.

– Вас что же, не учили представляться старшему по званию? – спросила она уже не таким бархатным голосом. – Стоять «смирно», когда находитесь в присутствии гауптштурмфюрера! – теперь в этом голосе была уже командная сталь.

Господа подобрали животы и невольно вытянулись по стойке «смирно».

– Оберштурмфюрер Кользиг.

– Гауптшарфюрер Бехер.

– Хайль Гитлер, госпожа гауптштурмфюрер! – Оба одновременно вскинули руки в партийном приветствии.

– Хайль, – Марта снова перешла на свой обычный приятный тон, способный свести с ума любого мужчину. – Вам известна суть операции?

– Никак нет, госпожа гауптштурмфюрер. Бригаденфюрер приказал поступить в полное ваше распоряжение и выполнять все ваши приказы.

– Вот и отлично. Наручники у вас с собой?

– Так точно, госпожа гауптштурмфюрер. Две пары.

– Через несколько минут сюда зайдет оберст-лейтенант. Это его кабинет. Арестуйте его. Разрешаю применять физическую силу и действовать грубо. Ваша задача: физическим насилием сломать его морально и подавить волю к сопротивлению еще до водворения его в Рейх.

– Так точно, госпожа гауптштурмфюрер!

– Уясните себе, что у оберст-лейтенанта должна остаться в голове только одна извилина, а в ней только одна мысль и одно желание: давать правдивые показания тому, кто его будет допрашивать. Только не забейте его до смерти. Он не должен умереть раньше времени.

– Так точно!

– Ну вот и прекрасно. Мы с вами так быстро поняли друг друга, – Марта одарила обоих эсэсовцев своей улыбкой. – Можете курить.

Мужчины расположились на стульях и закурили, закинув ногу на ногу. При этом Кользиг восхищенно смотрел, как Бехер пускает кольца дыма, пропуская их одно в другое.

– Мастер! – похвалил он коллегу. – Девятнадцать с одной затяжки.

В коридоре послышались уверенные шаги, дверь распахнулась, и в кабинет вошел фон Гетц. Он был одет в свой повседневный мундир люфтваффе со всеми орденами – ему предстоял обычный рабочий день.

– Черт возьми, Марта! Какого дьявола вы делаете в моем кабинете? Кто эти господа и почему они позволяют себе тут курить? Вы же знаете, что я не переношу табачного дыма!

Фон Гетц был вне себя. Черт знает что такое! В его служебном кабинете, в котором по инструкции никогда не должно быть посторонних и даже уборщица убиралась в его присутствии, сидела целая ватага! Из служебного посольского помещения устроили бардак!

Марта, однако, нисколько не смутилась и этим рассердила Конрада еще сильнее. Она вышла из-за стола и, подойдя вплотную к своему начальнику, спокойно стала объяснять ему ситуацию:

– Господин оберст-лейтенант, вы арестованы по подозрению в измене Рейху и фюреру.

– Марта, вы с ума сошли? Какая измена?! Кто дал санкцию на арест? Риббентроп? Так я ему не подчиняюсь.

Марта повернулась к Кользигу:

– Оберштурмфюрер, документы у вас с собой?

– Так точно, госпожа гауптштурмфюрер.

Кользиг полез во внутренний карман пиджака, достал сложенный вчетверо лист бумаги и с почтением протянул его Марте. Та развернула его, пробежалась глазами по строчкам и, убедившись, что ошибки быть не может, пояснила:

– Вы арестованы по приказу рейхсфюрера. На санкции стоит его подпись. Убедитесь сами.

Марта развернула перед глазами фон Гетца лист бумаги с большой печатью и размашистой подписью Гиммлера.

У Конрада все смешалось в голове, и он на короткое время утратил чувство реальности всего происходящего сейчас в его кабинете. Какой арест? Почему рейхсфюрер? Эти двое – из СС. И главное, что не укладывалось в голове: Марта, его обаятельная и исполнительная Марта, – гауптштурмфюрер! Этого не могло быть! Гауптштурмфюрер – это по армейским меркам капитан. Когда же она успела дорасти до такого звания, ведь ей всего двадцать два – двадцать три года?!

Но Марта не дала фон Гетцу собраться с мыслями.

– В наручники его, – кивнула она Кользигу.

– Прошу вас, господин оберст-лейтенант, – Кользиг, поигрывая наручниками, подошел к фон Гетцу.

– Нет! – Конрад вскинул руки. – Это какая-то чудовищная, нелепая ошибка! Мне нужно немедленно позвонить адмиралу!

Хлесткая пощечина, отвешенная широкой и жесткой ладонью Кользига, бросила фон Гетца в угол кабинета. Тут же к нему подскочил Бехер. Конрад хотел было встать на ноги, но эсэсовцы на пару сбили его на пол и принялись умело и сосредоточенно избивать, не давая подняться. Как только Конрад отрывал колени от пола, они тут же сбивали его с ног подсечкой или ударом кулака. Бехер прямым в челюсть отправил фон Гетца в нокаут, и он затих без сознания. Пыхтя и покряхтывая, эсэсовцы продолжали бить неподвижного человека ногами по ребрам и голове. Кользиг норовил попасть ему носком ботинка в ухо. Так продолжалось с минуту, после которой на лице и туловище оберст-лейтенанта не осталось живого места.