– Да, – медленно проговорил Стайна, неторопливо окинув взглядом замершую толпу. – Да, это написано с моих слов. Я знаю, что делаю. Я, мирный вождь, знаю, что лучше для нашего народа. Не воевать. Разве бург не стал богаче с тех пор, как я стал вождем? Разве кто-то умер от голода? Разве мой суд хоть раз был неправеден? Ты, Одохар, хочешь воевать. И рикс герулов Комозик тоже хочет воевать. Мирный вождь герулов не хотел – и Комозик убил его. Ты тоже хочешь убить меня, чтобы я не мешал тебе воевать, потому что в войне приумножается твоя слава и твое богатство. Но в мире приумножается богатство всех гревтунгов. Поэтому легат Аврелий – друг гревтунгов, а ты, рикс Одохар, – нет. – Голос Стайны постепенно набирал силу, и никто не осмеливался его прервать.

«Он выкрутится!» – подумал Коршунов с ужасом и восхищением одновременно.

– Я хочу, чтобы каждый славный гревтунг стал богат и дети его не умирали голодными зимами. Я хочу, чтобы сыновья отцов жили и благоденствовали, а ты хочешь, чтобы их убивали ради твоей славы, Одохар!

– Ты стар, Стайна! – закричал Ахвизра. – А я молод! Я хочу славы, а не твоего жирного брюха!

– Твои родичи, Ахвизра, тоже хотели славы, – спокойно ответил Стайна. – Где они нынче?

– В Вальхалле! – воскликнул Ахвизра.

– Возможно, – согласился Стайна. – Но здесь ты – последний в роду, Ахвизра. И сыновей у тебя нет. Ты пойдешь за славой – и найдешь ее. Возможно. А твой род исчезнет, и некому будет помянуть твоих предков, Ахвизра. Кто хочет для своего рода такой славы? Кто?

Ответа не было. Даже Ахвизра молчал.

– Вот правда, – сказал Стайна. – Одохар возьмет ваших сыновей и поведет их на ромлян. И ромляне убьют их. Как уже убивали. Даже если ты вернешься со славой и добычей, Одохар, ты оплатишь ее кровью гревтунгов. Поэтому я не хочу твоего большого похода, Одохар! – Мирный вождь повернулся к вождю военному. – Ромляне и так дадут нам все, что мы пожелаем. И не потребуют цену крови. Вот правда, которую ты не желаешь видеть, Одохар. Но тинг ее услышал.

– Да, – спокойно отозвался Одохар, и Алексей понял, что рикс нисколько не обескуражен речью противника. – Я услышал твою правду. Но почему я услышал ее только сейчас, когда тинг узнал о твоих сношениях с ромлянами?

– Я всегда был против похода. И этого, и прошлого. И тебе это известно! – с достоинством произнес Стайна.

– Да. Ты не хочешь нашего похода. И твой друг, римский легат, тоже не хочет нашего похода. Он не просто похода гревтунгов не хочет, а удачного похода гревтунгов. Он совсем не против, чтобы наша кровь пролилась на берегах Данубия, но он не хочет, чтобы наши сундуки наполнились ромлянскими сокровищами, чтобы мы все одевались в ромлянские ткани, как одеваешься ты, Стайна, хранитель Закона, более озабоченный не правдой, а умножением собственных богатств. И чтобы наш поход не был удачным, римский легат готов уделить тебе, Стайна, толику того, что мы бы отняли у него силой. А ты, Стайна, готов заплатить ему за это нашей кровью, кровью тех, кто пойдет в этот поход и угодит в сети ромлян, которые связал для них ты, Стайна! Ты великий торговец, Стайна, потому что заплатил ромлянам за свое нынешнее богатство кровью тех, кто ходил со мной в прошлый поход! Но тебе мало, и теперь ты опять готов заплатить ромлянам нашей кровью за свой барыш! Ты получишь золотом за кровь тех, кто пойдет со мной, попадет в ловушку, подстроенную ромлянами с твоей помощью, Стайна! Вот настоящая правда, и ты – не хранитель Закона, а торговец кровью гревтунгов!

– Но это ты поведешь их на смерть! – закричал Стайна.

– Да! Я! Я поведу их! И моя кровь прольется рядом с их кровью! А ты останешься тут, в безопасности. Ты – не гревтунг! Ты не славный охотник, что берет кабана на копье, рискуя жизнью. Ты – трупный червь, который жиреет на отбросах! Кабан ли убьет охотника, или охотник – кабана, трупный червь всегда в выигрыше. Ты червь, Стайна! Опарыш! Слушайте меня, люди! Хотите, чтобы опарыш был вашим вождем? Чтобы славные законы гревтунгов сменились законами опарышей?!

– Ты лжешь, Одохар, бешеный волк! – заорал, надрываясь, Стайна, и его сторонники тут же подхватили лозунг своего вождя. – Ромляне втопчут тебя в грязь! Тебя и Комозика! Вся твоя удача – чужак из железного горшка! – Он театрально выбросил руку, указывая на Коршунова. – Вся его удача – бесчестить чужих женщин!

Тысячная толпа с удивившей Коршунова быстротой разделилась на две примерно одинаковые части. Многие столь же быстро похватали оставленное поблизости оружие…

«Мой выход!» – подумал Коршунов, выдергивая из-за пояса ракетницу и нажимая на спуск.

Грохнуло. Красная сигнальная ракета с шипением прочертила дымную полосу над головами сторонников Стайны.

Конечно, они не разбежались в ужасе. И даже особенно не испугались. Но своей цели Алексей достиг: на пару секунд все участники назревающей драки закрыли рты и уставились на него.

– Прежде чем резать друг друга, славные гревтунги, – надменно произнес Коршунов в наступившей тишине, – спросите у хранителя Закона, что есть правда!

От подобного заявления опешили даже сторонники Стайны.

Только Вилимир с детской непосредственностью заявил своим зычным голосом:

– Но ведь хранитель Закона уже сказал!

– Нет, – качнул головой Коршунов. – Сказал тот, кто недавно прилюдно отказался от того, чтобы его считали хранителем и судьей. Хранитель Закона Овида, скажи: в ком правда?

Овида, который все это время неподвижно сидел на земле, скрестив ноги, неторопливо поднялся. Неспешно огляделся, тронул золотой амулет на груди, прикрыл глаза… А потом произнес четко и так громко, что его услышали абсолютно все:

– Прав Одохар!

И едва вымолвил эти слова Овида-жрец, как у всех, кто вокруг Стайны стоял, руки опустились. И многие из них от Стайны отошли, только те остались, кто ему родич, кто в доме его жил и кто от богатства его кормился. Но из последних тоже многие отошли, потому что вспомнили: негоже хранителю Закона богатством расти. Мирный вождь не для того поставлен, чтоб богатства множить, а чтоб обычай беречь. Потому сразу все поняли, что не прав Стайна. А Одохар прав, потому что вождь военный для войны избирается: чтобы врагов бить, славу множить и добычи ратной полные возы нагружать. Потому прав Одохар, что в большой поход зовет, а Стайна не прав, когда походу этому противится.

Так складно разъяснил все Овида-жрец, словно боги ему в уши шептали. А может, и шептали, кто знает?

И еще сказал Овида-жрец, что нельзя больше Стайне мирным вождем быть, потому что неправильный он вождь.

Тут кое-кто закричал: «Нет! Стайна хорош!»

Но Овида рявкнул, как он один умеет, так, что в чреве у тебя все переворачивается и уже ни спорить, ни ратоборствовать не хочется. И сказал Овида: кто не согласен – пусть выйдет и встанет перед тингом, как Аласейа – небесный герой стоит, тот, что в гневе огонь мечет и от чьей ярости земля, как сырая хвоя, дымится. Пусть встанет да и скажет громко: не прав Овида! Не ты – новый хранитель Закона, прежним хранителем Стайной объявленный! Не ты – хранитель Закона, а я!