Несколько раз им встречались небольшие конные разъезды по пять человек – четверо солдат в сопровождении сержантов. Один из этих разъездов отчего-то вовсе не обратил внимание на движущуюся кавалькаду, остальные же вполне довольствовались подорожной, выписанной сердобольным лейтенантом, что крайне удивило Каладиуса.

От каждого такого разъезда друзья получали весьма удручающие новости. В столице – настоящий мор, туда никого не впускают и не выпускают. Мёртвых не успевают хоронить и просто палят на городских площадях. Король – на севере и мало чем помогает несчастным подданным. Каждая такая весть встречалась горестными вздохами и тихими проклятиями.

Наконец, когда солнце уже близилось к полудню, впереди показался Лоннэй. Над городом поднималось около десятка черных дымных столбов и то и дело звонил колокол, вероятно, принадлежавший какому-нибудь храму Первосоздателя. Всё это создавало жуткое впечатление. Казалось, город находится при смерти.

Неподалёку от городских ворот за последнее время возник стихийный палаточный лагерь. Десятки, если не сотни людей, которых карантин застал за городской чертой, тщились попасть обратно. Периодически солдаты вяло гоняли несчастных, большую часть которых составляли либо мелкие торговцы, либо городские простолюдины. Однако идти людям было некуда, поэтому через некоторое время после таких вот имитаций облав они возвращались обратно, поправляли порушенные солдатами палатки, и вновь продолжали свой нехитрый быт.

Палаточный городок был типичным лагерем беженцев – грязный, вонючий, шумный. Видно, люди находились тут не первый день, поэтому это шатёрное стойбище всё больше начинало напоминать город в миниатюре – небольшой рынок, мелкие ремесленники, и даже уже успели появиться попрошайки и мелкая криминальная шушера. Конечно, сам по себе этот городок представлял отличную питательную среду для синивицы, и, по-хорошему, его нужно было бы самыми решительным образом извести под корень, но поспешный отъезд короля и последовавшая за этим почти полная анархия не лучшим образом сказывались на моральном духе солдат. Две сотни людей из карантинного отряда, словно брошенные тут, у стен умирающего города, не слишком-то спешили всерьёз ссориться с обитателями лагеря.

Удивительно, как быстро люди способны терять человеческий облик в подобные минуты. Вероятность скорой смерти, почти полное отсутствие власти – всё это срывало покровы цивилизованности с людей, и так не слишком-то обременённых излишней культурностью. Брезгливо отвернувшись, всадники проехали мимо совсем ещё молодого мужчины, открыто испражняющегося в двух шагах от дороги прямо за крайней палаткой. Притом, что рядом с этой самой палаткой возились с какими-то обломками веток двое детей не старше пяти лет, скорее всего – дети этого самого мужчины. Неподалёку две некрасивые, рано постаревшие женщины самого неопрятного вида громко и нецензурно выясняли отношения по поводу пропавшего ночью котелка. Тракт перерезал лагерь надвое, поэтому нашему каравану пришлось проехать через всё это великолепие. Несмотря на то, что дорога была замощена, сейчас она представляла собой чавкающую под ногами навозно-грязевую жижу.

Мэйлинн и Каладиус заперлись в рыдване, посадив на козлы Пашшана. Лирра плотно закрыла оконце, стараясь изолировать себя и от предстающей картины, и от тяжёлого зловония. Всадники держались как можно плотнее к экипажу, на всякий случай демонстративно держа руки на эфесах. Все без исключения жители палаточного городка смотрели на проезжавшую кавалькаду, но грозные взгляды Кола и Варана заставляли их держаться на почтительном расстоянии.

– Поверить не могу, во что превратились эти, недавно ещё такие милые люди, – ворчал, озираясь по сторонам Кол.

– Никто из них не уверен в том, что переживёт эту осень, – откликнулся Варан. – Уж не знаю, каким чудом они ещё до сих пор не вымерли от синивицы в этом рассаднике заразы! Я больше удивлён, как это они до сих пор не смяли солдат и не открыли ворота…

– Наверное, не до такой степени ещё отчаялись, – ответил Кол. – Да и к чему им ломиться в город, в котором свирепствует болезнь?

– Да уж, – несколько жалобно протянул Бин. – У меня вот тоже всё меньше желания соваться туда.

– Я тебя отлично понимаю, дружище! – согласился Кол. – У самого поджилки трясутся.

Бин окинул друга недоверчивым взглядом. Не очень-то было похоже, что Кол настолько уж испуган. Но, тем не менее, Бин был очень благодарен товарищу за то, что поддержал и не стал насмехаться.

Проехав ещё три сотни ярдов, путешественники остановились у солдатского кордона. Неглубокий, не более ярда в глубину, ров с невысоким валом выброшенной земли, тянулся в обе стороны от дороги. За рвом шла полоса деревянных рогаток, а также какие-то мешки, вероятно, с землёй, иной строительный мусор, сваленный в виде небольших баррикад. Тут же стояли солдатские серые палатки, около которых бродили хмурые, если не сказать – испуганные солдаты. В глазах их явно читался тоскливый страх, а пальцы добела стискивали древки пик и алебард.

– Мы хотели бы поговорить с вашим командиром, уважаемый, – максимально дружелюбно обратился Кол к ближайшему солдату.

Тот как-то несколько затравленно посмотрел на возвышающуюся над ним конную фигуру, мелко кивнул и засеменил к одной из палаток, стоящих ближе всего к городской стене. Вскоре оттуда показался офицер. Он на ходу приводил себя в порядок, поправляя шлем и плохо пригнанные пластины доспехов.

– Чем могу служить? – офицер старался говорить как можно более суровым и спокойным голосом, однако тонкое ухо Варана явно чувствовало дрожь.

– Мой господин хотел бы попасть в город, – как ни в чём не бывало сообщил Кол. Он старался говорить буднично, будто бы совершенно не осознавал абсурдность своей просьбы.

– Но это невозможно! Город закрыт на карантин! – офицер был явно изумлён.

– Увы, господин капитан, мой хозяин крайне не любит слово «невозможно». Я бы просил постараться не употреблять его в присутствии мессира.

– Ваш господин – маг? – кажется, офицер побледнел ещё больше.

– Не просто маг, господин капитан! Он – магистр ордена чернокнижников! Слыхали о таком?

– Как не слыхать! – испарина выступила на низком лбу капитана. – Однако, будь он даже сам король, я не смог бы впустить его в город, поскольку ворота опечатаны и закрыты накрепко.

– Что я слышу? – раздался глухой голос из рыдвана, а затем сухопарая рука с огромным черным перстнем на пальце открыла дверцу. – Кажется, здесь говорят, что я не могу проехать дальше?

Каладиус осторожно, чтобы не запачкаться, вышел наружу. Сейчас он был одет в чёрный плащ, подбитый чернобуркой, на голове его было нечто вроде чёрной тиары, по которой змеились золочёные письмена на неизвестном языке. Лицо мага было абсолютно спокойно, однако ноги офицера ослабели, так что он был вынужден опереться на придорожный столб.

– Не извольте гневаться, мессир! – тут же заговорил Кол, соскакивая с коня. – Уверен, что ситуация вскоре разрешится. Не так ли, господин капитан?