Поняв суть идеи, я решил подойти к ее реализации творчески. На изобретение нормального карандаша тутошние рабовладельческие мудрецы как-то не сподобились, но я давно уже – еще на руднике – исправил их оплошность, «изобретя» свинцовый. Компа ведь с 3Д-редактором тут нет, и если надо чего графически изобразить – изволь трудиться врукопашную. Рисовал я в той прежней жизни не так уж и плохо, в роте добрая половина дембельских альбомов моих сослуживцев пестрела моими зарисовками, а уж когда я на посту от скуки нарисовал на внутренней фанерной стенке караульной вышки сочную голую бабу – наши среднеазиатские «сипаи» всеми правдами и неправдами стремились тащить караульную службу именно на вышке. Но при этом я все же ни разу не художник, и изобразить качественный рисунок с ходу, без предварительного карандашного наброска, у меня не получается. Когда я начал набрасывать лицо Велии, обрамленное густой гривой пышных волос, она пришла в восторг и принялась мне усердно позировать. Портретист из меня, конечно, еще тот, хотя и всяко получше небезызвестного Остапа Бендера, так что вышло у меня грубовато и стилизованно, но главное – более-менее узнаваемо. Я бы и всю ее изобразить не поленился, ее фигурка того стоила, но уже сам понял, что это лишнее, и продолжение лишь наметил контуром – в несколько преувеличенном виде, намекающем на страстное вожделение – в этой части рисунка мне позировала Софониба, гы-гы!

Велия хохотала от моей задумки до слез, да и бастулонка не сильно в этом от нее отстала. Затем я добавил еще и магической атрибутики из пентаграмм, свастик и тому подобного. Увлекшись, я нарисовал и германского имперского орла со свастикой в когтях, и эмблемы СС – этого юмора мои бабы, конечно, не поняли, но выглядело внушительно и вполне сошло за крутые магические символы, что нам по идее и требовалось. Хотел еще, войдя в раж, нарисовать и «королевский тигр» с развернутой на зрителя башней и дымком из дульного тормоза, но вовремя одумался. Зачем мне целый шквал совершенно лишних для простого античного мира вопросов?

Прекрасно понимая, что в финикийской грамоте я не силен, моя ненаглядная вознамерилась сама написать текстовку, но меня успела уже осенить мысля поудачнее. Таинственности вам захотелось? Будет вам сейчас таинственность – ага, по самые гланды! Посмеиваясь, я накорябал печатными и угловатыми – ну, будто бы стилизованными под германо-скандинавские руны – буквами по-русски: «О Астарта, великая и всемогущая, грудастейшая и задастейшая! Покорнейше и почтительнейше имею тебя во все твои дыхательные и пихательные! Молю и заклинаю тебя именем небесной канцелярии отдать мне в полное и безраздельное обладание сию девицу, именуемую Велией, дабы хрен мой покоился в чреслах ее, а чресла ее рожали детей моих. Отдашь – буду иметь тебя и дальше в мыслях во все дыхательные и пихательные. А не отдашь – сам возьму, и не видать тебе тогда больше жертв от меня, как ушей своих. Внемли же мольбе моей, о грудастейшая и задастейшая!» Пока писал – и сам оборжался, так что пришлось и бабам своим перевести на турдетанский – спасибо хоть не на финикийский. Те сперва в осадок выпали и друг на дружку ошалело глядели, но потом ржали похлеще моего – после того как Велия здраво рассудила, что раз боги совершеннее людей, то и с чувством юмора у них проблем особых быть не должно, а что до верующих фанатиков – так пусть сперва сумеют прочитать мои варварские «кракозябры». Если же вдруг и случится такое чудо, что сумеют – кириллица ведь все-таки от греческого алфавита происходит, – так еще ж и понять прочитанное надо, а много ли в Гадесе знатоков великого и могучего русского языка? Лично я знаю только шестерых, и ни один из них – вот ведь совпадение – ни разу не жрец Астарты, гы-гы!

Конечно, вышло бы не в пример круче, если бы я сам торжественно зачитал свое послание богине в ее храме у жертвенника, но мне было недосуг, и я, свернув его в свиток и опечатав, вручил Укруфу вместе с деньгами на покупку хорошего жирного барана. И велел передать совершающей жертвоприношение жрице, что читать его не надо, а надо развернуть перед изваянием богини, дабы та сама прочитала. Ну а потом – сжечь свиток на жертвенном огне, как и положено по уставу… тьфу, обряду. Мой раб, даже не подозревавший о двусмысленности содержания текста, исполнил поручение в лучшем виде. Зато о том, что за этим последует, очень даже подозревали мы с Велией. В теории-то и в языческих культах соблюдается принцип «тайны исповеди», но если эту чужую тайну страшно хочется узнать кому-то очень важному, уважаемому, влиятельному, а главное – щедрому, то кто ж откажет такому в невинном удовлетворении любопытства? Мать моей ненаглядной оказалась достаточно любопытной, чтобы проведать о том, против чего мы и не имели ни малейшего возражения.

Как это связано с нашим сегодняшним визитом к «досточтимому» Волнию? Верно, чуть не забыл – немножко связано. Настолько немножко, что не пошли я Укруфа в храм – не было бы и этого визита. Только сам я узнал об этом опосля, когда тот, выполнив мое задание, вернулся. Доложил мне обо всем честь по чести, сообщил, конечно, и об удивлении жрицы оригинальностью моего послания богине, чего я вполне ожидал, а вот дальше я услыхал неожиданное…

Укруф ведь, как я уже упоминал, был из числа рабов, захваченных нами в том давешнем «спасательном» походе при штурме и разграблении того «города» покойного «великого царя» Реботона, в котором ранее проживал в качестве раба-молотобойца при «городском» кузнеце. Или, если по-простому и ближе к теме, сидел на цепи в кузнице и видел всех входящих и выходящих. Видел он и нашего неуловимого врага – финикийца Дагона – и был изрядно озадачен, когда узнал его среди посетителей храма, пока сам дожидался своей очереди. На его и мое счастье, этот крутой «коммандос» не обратил в свое время ни малейшего внимания на прикованного в кузнице чумазого замарашку-невольника и не узнал его, а моему слуге хватило ума не обнаруживать себя. По словам Укруфа, финикиец, войдя в храмовый двор, сразу направился к принимающим клиентов жрицам-шлюхам, причем – элитным, а не средненьким. И когда Дагон свернул к ихнему «бордельному» крылу храма, мой раб обратил внимание на странность его походки – тот как-то прихрамывал. Получалось, что если мой невольный разведчик не ошибся, то мы, стреляя наугад, все-таки зацепили неуловимого Дагона. Жаль, не в ту часть организма, в которую хотелось бы, раз у этой сволочи есть еще силы на храмовых шлюх, но это уже детали. Главное – мы с Хренио не ошиблись, и наш враг действительно гадесец. А значит, надо полагать, и его наниматель тоже, и следовательно – враг рядом. Вполне возможно и даже очень вероятно, что наш наниматель в курсе и знает об этом поболе нашего, но наше дело – доложить, а там – начальству виднее.

Криулу эти мужские дела не интересуют, да и ни к чему ей о них знать, но вот все, что говорят в городе о ее дочурке, для нее тема самая животрепещущая. И то, что в разговорах о ней все чаще упоминают и меня, особенно в свете не столь давних событий, «почтенную» как-то не радует. Ей все казалось, будто это я слух пустил, и мне пришлось призвать в свидетели Фуфлунса, который подтвердил, что ничего подобного в «Пещере Диониса» не обсуждалось. В конце концов Криула перестала шить мне дело о черном пиаре, но уверилась в том, что это все козни задобренной моей щедрой жертвой Астарты. Собственно, это нам и требовалось, поскольку правда была бы для нее еще неприятнее. А заключалась она в том, что слух давно уж пустила сама Велия, сообщив «под строжайшим секретом» паре-тройке своих гадесских подружек. Ну а те, естественно, и прочим своим подружкам тоже разбалтывали «под строжайшим секретом» – то-то даже перевозивший нас из Кордубы Акобал оказался в курсе, гы-гы! Он-то, как я выпытал-таки у него в конце пути, от своей жены узнал, а она от их дочки, а та – как раз от одной из тех подружек, и все это «под строжайшим секретом». Это был первый этап плана Велии, эдакий скрытый инкубационный период, который она принялась воплощать в жизнь почти сразу же по приезде в Гадес. С моим прибытием тихий слушок зазвучал громче – особенно после того, как она показала меня – опять же, «под строжайшим секретом» – тем подружкам. А тут еще и тот БББ наш приключился – уже через три дня в пригороде болтали о сотне только убитых. По сведениям нашего «бригадира» реально даже вместе с ранеными едва ли набиралась эта пресловутая сотня, но кого это волновало? Обсуждающие свои сплетни обыватели всегда и везде «знают» о событиях лучше и точнее самих их участников, и наш случай не стал исключением из этого незыблемого правила. Так то в пригороде, многие из обитателей которого кое-что и сами видели, а уж в финикийской островной части города «знали совершенно точно» о добрых двух сотнях убитых, из которых минимум полсотни приписывалось нашей четверке, а из той полусотни полтора или два десятка – лично мне. В результате я приобрел славу крутого отморозка, который сперва кромсает оппонентов в капусту, а потом уж только думает. Эдакий брутальный самец как раз того типа, который страшно популярен у обезьяньих самок, так что слух о том, что это и есть «тот самый головорез, который жених Велии из клана Тарквиниев», никому неправдоподобным не показался. Большинство всех этих шушукающихся не знало даже моего имени, зато знало «совершенно точно», что именно я – жених Велии. Отец ее не знал, дед – и тот не знал, домочадцы не знали, родная мать отчаянно старалась не знать, а они – знали. И плевать, что никто не слыхал о помолвке, они ведь и так «знают совершенно точно». Не весь Гадес, конечно, это Криула сильно преувеличивает, но его респектабельная часть – пожалуй.